Шрифт:
— Она кровокож, брат…
— Она… — Зико начал заикаться, с трудом подбирая слова. — Инга охотница на кровокожих. Она с друзьями перебила весь отряд. И если бы не они, мы были бы мертвы.
Умирающий брат вдруг тепло улыбнулся, и тут же задрожал от кашля.
— Я и так мёртв, — прошептал он, пуская струйку крови с уголка губ.
— Нет! Брат, ты будешь жить!
Зико затрясло от злости и обиды. Я услышал мужское рыдание, искреннее, наполненное отчаянием. Он проклинал кровокожих. Шёпотом. Так, чтобы не слышал я, но слышал его умирающий брат. Но мне всё было слышно.
Зико поднял голову, оторвав глаза от брата. Минуту он глядел в пустоту между деревьев, а потом обернулся ко мне.
— Инга, — злость питала каждую буквы, он словно рычал и молил, утопив внутри своей души гнев. — Ты можешь его исцелить? Ты же ведьма… Ты же управляешь этой проклятой кровью…
Я подошёл к ним, накрыв мужчин тенью. Ужасный плащ чуть колебался и постоянно шуршал, чем привлёк внимание умирающего брата.
— Зико, ты обезумел? Ты у кого просишь помощи?
— Помолчи, брат. Я думаю о тебе! Инга, — влажные от слез глаза уставились на меня с застывшей мольбой. — Сделай хоть что-нибудь!
— Я могу ему помочь, но цена будет слишком высока.
— Какая?! Назови, что тебе нужно!
— Мне ничего не нужно, но с этим ему придётся мириться до конца жизни.
— И что? — Зико нервничал и торопил меня. — Что, что это?
— Мне придётся сделать из твоего брата кровокожа.
Зико замер. Глаза вмиг опустели, став стеклянными как у мертвеца. Его разум бросился в сложные раздумья, где принципы, стоящие на первом месте, придётся сдвинуть куда-то подальше или вовсе запихнуть глубоко в жопу.
Умирающего брата заколотила лихорадочная судорога. Под ним вся земля и трава была залита кровью и слезами. Зико вынул из-под брата правую руку и бросил взгляд на свою окровавленную ладонь. В лучах солнца алая плёнка словно плясала жуткий танец на дрожащей руке. Сглотнув, Зико произнёс:
— Если нет другого… — но его оборвал захлёбывающийся голос брата.
— Нет… Нет… Я не хочу становиться монстром… Я хочу умереть человеком, брат…
Алая лужа моей крови подступила к ногам Зико и медленно собиралась под лежащим на руках брата Нороком. Нужно лишь опустить его на землю, уложить на алую гладь и закрыть глаза. Уйдёт боль, уйдут и страхи.
Зико тяжело задышал, прижал брата к груди. Носом уткнулся ему в испачканные кровью волосы и что-то шептал, поглаживая влажные локоны. Пальцы брата, крепко вцепившиеся в кожаный рукав Зико, дёрнулись, хватка стала крепче, кожа и костяшки побелели, но в тот же миг ладонь ослабла. Пальцы медленно распрямились, рука безжизненно упала на алую гладь.
Было уже поздно.
Зико вскинул к небесам голову и громко завыл на весь лес.
Это был вой невыносимой боли, терзающей душу, а не тело. Вой принятия. Вой смирения. Несмотря на кровные узы, на проведённое вместе детство и на братскую любовь, Зико оставил свои принципы на первом месте. Брат умер на его руках еще до того, как Зико попросил меня сделать его бессмертным.
Какая трагическая и поучительная картина. Норок не отказывался от жизни. Он отказался от жизни во лжи и предательстве. Он сумел не предать самого главного человека — себя.
Позади меня раздался мученический хрип. Я обернулся. На земле в луже собственной крови на боку лежал мужчина. Кожаный доспех был испорчен в нескольких местах смертельными ранами. Ему не помочь обычной медициной. Из последних сил он вгрызался испачканными кровью пальцами во влажную землю, сжимал в кулаке траву и подтягивал себя поближе ко мне.
— Я… — промычал он. — Я согласен… вылечи меня… я не хочу умирать…
За ним протянулся след из ярко-алой крови.
Плюясь кровью, он подполз ко мне и ухватился обеими ладонями за ногу.
— Спаси меня… прошу…
Багровая лужа медленно подступила к изувеченному телу. Мужчина испугался, выпустил мои ноги из своих объятий и опустил ладони в кровь, быстро сгущающуюся под его телом. Паника и страх охватили его с ног до головы. Губы рвались от глухого стона, он вынимал руки, словно боясь, что они прилипнут или увязнут так глубоко, что он уже никуда не выберется, но сил в его теле не осталось, и ему вновь приходилось опускать ладони.
— Ложись на спину, — сказал я мужчине.
Он повиновался. Вначале завалился на бок, а потом повернулся и спиной плюхнулся на густое одеяло крови.
Всё прошло быстро.
Зико наблюдал с ужасом как преображался его воин, быть может даже друг. Дрюня не смотрел, он с опаской наблюдал за Бэтси и Хейном. Зато Осси не могла оторвать глаз с улыбкой наблюдая за тем, как я срываю с мужчины одежду, как он орёт от боли, когда смертельные раны начали срастаться с невыносимой болью, и как на его коже слой за слоем появлялся крепкий доспех из кровавой корки.