Шрифт:
Пришло время решить мои насущные вопросы.
Выращенным лезвием в правой руке я вспорол брюхо Гнуса. Гнилистая плоть разошлась в стороны с мерзким хлюпом, словно разлепились сухие губы, а сидящие на них мухи сбрызнули в разные стороны, оставив на своих местах извивающиеся личинки. Я приготовился быть залитым стухшими внутренностями, но ничего похожего не произошло, лишь маслянистая жидкость заструилась из широкой раны и закапала на мой массивный доспех. И даже такая рана никак не повлияла на Гнуса. Его узловатые пальцы по-прежнему сжимали мою шею с такой силой, что утрать я связь с багровой лужей крови, поддерживающей во мне силы, и шейные позвонки хрустнут, как тонкий лёд под ногами майора.
Я вонзил свою ладонь ему в брюхо. Мои пальцы в кровавой корке залезли в рассечённую плоть, которая уже начала затягиваться на глазах, и медленно начали углубляться в брюхо. Я дёргал ладонью и хватался пальцами за пустоту брюшной полости, в надежде нащупать его кишки. Мухи облепили мой доспех как никогда раньше. Боль, неведомой ранее силы, пронзила меня до самых костей, и даже проникла в глубь костей, парализовав меня. Я застыл, но мои пальцы продолжали выискивать тот самый мясистый канат, в которым обитает виновник сего торжества.
Жужжание в мое голове прерывалось воплями Осси и стонами умирающих кровокожих. Я закрыл глаза, зажмурился, уводя боль в сторону, пытаясь её хоть немного стряхнуть со своего тела. Вопль воительницы умолк вместе с криками напавших. Я уже хотел выдохнуть, но…
Шарканье кровавых доспехов о гладкий камень раздалось за моей спиной. Очередной отряд кровокожих летел на подмогу.
Рёв Осси пронёсся мимо меня, ударив жарким ветром. Воительница обрушилась на головы труперсов, наполнив улицу мучительными криками и стонами боли. Осси дарила мне время. Жертвовала собой ради меня. Ради нашей победы.
Я нашёл в себе силы углубить ладонь в пучину гноя еще на несколько сантиметров. Пальцы несколько раз сжались в кулак. Ничего. Но на третий раз я почувствовал что-то упругое. Вот они, кишки. Я схватил их, сдавил пальцами с такой силой, что разлагающееся тело Гнуса тут же дёрнулось, забилось на месте, словно его привязали к стулу и медленно поджигали пятки.
Мухи отпрянули от моего доспеха. Жужжание стихло, но не полностью. Тонкие, но невероятно сильные пальцы на моей шее ослабли. Не теряя ни секунды, я ударил раскрытой ладонью Гнуса в груди и повали его на спину. Мы поменялись местами. Теперь я сидел на нём, а этот уродец распластался на гладком камне. Без головы, с моей рукой у себя в пузе. Я резко выдернул ладонь из брюха, вытягивая на лунный свет почерневший канат, обвитый пульсирующими венами. Вонь поднялась невыносимая, мне даже почудилась дымка, ударившая из вспоротого живота.
Жужжание в голове почти умолкло. Оно прекратило быть навязчивым. Больше не вселяло трепет и страх. Своим жужжанием мухи нашёптывали мне о моей глупости. Они словно смеялись надо мной. Издевались.
А как еще им вести себя, когда их жалкая и никчёмная жизнь в моих руках.
Я разорвал влажные кишки надвое. Затем — натрое. Выдавил содержимое на гладкий камень. Но в лунном свете кроме гнойной слизи ничего больше не видел. ЧТО ЗА ХУЙНЯ! Ты где, червячок? Куда подевался?
Казалось, что мухи стали насмехаться надо мною. Громко, надрывая свои чёрные брюшки. Мерзкое жужжание словно издевалось надо мной. Мне пришлось выдернуть остатки кишок из обезглавленного тела, перебрать их в руках и выдавить всё содержимое наружу. И ничего. Пусто, лишь гной, заменяющий во всём теле кровь.
Неужели Гнус другой? Неужели он не паразит… Хотя, в любом случае, он тот еще паразит, сумевший целый город обратить в свои нужды. Сука…
Я отрываю глаза от обезглавленного трупа и устремляю в спину Осси. В лунном свете её доспех играет прекрасным серебристым цветом с глубокими тенями, закравшимися в трещинах толстых пластин. Скрежет, вой и рёв боли сотрясают ночной воздух в месте битвы. Осси победит, но что дальше? До меня уже доносится топот нескольких десятков ступней в кровавой корке, несущихся к нам на встречу. Мы обречены…
Мухи медленно рассаживались на моём доспехе, словно похоронная процессия надевала на моё тело погребальный саван. Медленно, в окружении печальной музыки, которую сейчас заменяло нудное жужжание. Осси убьёт еще десяток. Я смогу уложить еще столько же. Но рано или поздно, мухи сожрут нас. Сражаться вечно мы не сможем. Наши сердца потухнут.
Сердца…
Мои мысли были так оторваны от реальности, что я совсем забыл про главный орган в человеческом теле. Я даже услышал стук. Ровный, раздающийся в груди обезглавленного тела.
Я только успел замахнуться правой рукой для точно удара по груди, как мухи плотным облаком окутали моё тело. Мой доспех уплотнился, багровая лужа отдавала свои силы в достатке, стоило мне попросить. Тысячи острых жал впились в кровавую корку, распространяя боль по моему телу. Но её скорость была столь невелика, что я сумел замахнуться и ударить багровым клинком в грудь Гнуса.
Лопнула плоть, хрустнули кости. Грудную клетку вывернуло наружу, когда я выдернул клинок и ударил ещё раз. Переломанные рёбра терзали гниющую кожу, разбрызгивали во все стороны капли дурно пахнущего гноя. Вонючую слизь я ощущал на своём лице, на губах. Сплюнув, я ударил ещё. На худощавой груди уже зияла дыра. Я ухватился за край раны, нащупал пару уцелевших рёбер и дёрнул со всей силой на себя, вырывая с корнем грудную клетку.