Мне определённо стоило усилить тренировки, потому что физические возможности тела совершенно не радовали. Этот удар должен был накрепко успокоить визитёра, а вместо этого лишь ошеломил.

Мой силуэт на секунду замер напротив дверного проёма, и этого хватило, чтобы последний деревенщина, наконец, засёк меня. Громила-кузнец ринулся ко мне с рыком:

— Ну всё, хлыщ, попался! Вот теперь-то я тебе кости переломаю!

Идти в рукопашную с этим великаном было бы фатальным промахом. Одно его объятие могло переломать все рёбра этому неокрепшему телу.

Закружив вокруг него в потёмках, я молниеносно саданул длинным концом тонфы в подставленное колено. Громила взвыл, хватаясь за ногу и прыгая на месте. Непростительная ошибка. Пока он дёргался, пытаясь устоять, я припал к земле и, схватившись обеими руками за длинный конец тонфы, зацепил её рукоятью лодыжку кузнеца. Резкий рывок, и безрассудный Фрол полетел на мокрый пол.

Пока этот медведь вслепую отмахивался и пытался встать, я примерился и, подскочив, впечатал в наглую рожу своё колено, схватив его затылок. Кузнец тут же охнул и осел на пол большой мускулистой кучей.

Больше реагируя на инстинкты, чем на слух или зрение, я сместился, избегая неловкого удара ножом, и впечатал короткий конец тонфы в солнечное сплетение тому самому мученику, что получил от меня пинок по срамным частям в самом начале драки. Вот же… упорный малый. Он засипел, и короткий размашистый удар по лицу бросил его наземь, лишая сознания.

Я привалился к стене, переводя дыхание. Даже такая короткая схватка вытянула все силы из этого неподготовленного тела. Лёгкие горели, мышцы дрожали от перенапряжения, а в висках стучала кровь. Прежде я мог биться часами, не чувствуя усталости, но сейчас… Что ж, придётся учитывать эту слабость. И срочно заняться физической подготовкой, иначе следующая стычка может закончиться куда менее удачно.

Наклонившись, я сдёрнул с громилы тряпку. Ну точно, тот самый детина, что таскался за старостой и чей молот пострадал от моей алебарды. Что ж, будет знать, как пытаться без спросу обнять воеводу.

Крутанувшись всем телом, я наступил на грудь последнего оставшегося в сознании оппонента. Тот никак не мог оклематься после апперкота.

— Передай Савелию, — процедил я сквозь зубы, сильнее давя на чужую грудину, — если ещё хоть раз выкинет подобный фокус, пусть пеняет на себя. Это первое и последнее предупреждение. Второго не будет. Я мог убить вас всех. Не стоит принимать мою доброту за слабость.

Селянин часто закивал, выпучив глаза. Страх в них мешался с болью и удивлением. Он никак не мог соотнести картину разгрома и мои слова с тем, как я выглядел.

— И передай своим, Борис, — ухмыльнувшись, добавил я, сдёргивая с него маску, — что со мной вы будете куда сильнее, чем порознь. А теперь проваливай и дружков своих прихвати.

Охотник, кряхтя и постанывая, поднялся на ноги. Его шатало, как пьяного, но страх придал сил. Подхватив под руку одного из бесчувственных товарищей, он поволок его к выходу.

Я прислонился к стене, скрестив руки на груди, и наблюдал за этим жалким отступлением. Доски пола скрипели под тяжестью тел, в воздухе висел тяжёлый дух крови, пота и страха. На мокром полу поблёскивал чей-то одинокий выбитый зуб.

Борис пыхтел, таща своих незадачливых соратников. Те мотались тряпичными куклами, изредка издавая слабые стоны. М-да, не лучший денёк в их разбойничьей карьере. Ему даже пришлось сделать три ходки, чтобы выволочь всех на улицу, где холод быстро приведёт их в чувство.

Уже в дверях охотник обернулся, бросив на меня полный ужаса взгляд. Его глаза лихорадочно блестели, на скуле наливался знатный синяк. Он дёрнулся, будто хотел что-то сказать, но передумал и, спотыкаясь, исчез в ночи. Следом засов встал на своё место.

Интересно, как староста воспримет эту весточку? Проникнется ли здравым смыслом или, наоборот, пуще прежнего затаит зло? Узнаю завтра.

Как бы там ни было, сегодня я неплохо размялся, немного приструнил смутьянов и поставил себя в качестве того, с кем не стоит связываться.

Неудивительно, что в Угрюмихе бардак творится — с такими-то порядками. Эх, работы тут — непочатый край!..

Окинув взглядом погром в зале, я поскрёб в затылке. Половицы все в грязи, потёках крови и следах. Не пойми что. И это я ещё вполсилы работал, бережно, можно сказать.

С этими мыслями я поднялся по лестнице наверх, где меня уже ждали две пары встревоженных глаз.

— Враг разбит, — сообщил я слуге и девушке. — Разбудите меня, если они решат подпалить наше славное жилище. И да, Василиса, я ожидаю, что утром вы порадуете нас с Захаром своей великолепной стряпнёй в благодарность за своё спасение. Второе по счёту. Доброй ночи.