Прохор Платонов оказался куда более сложной загадкой, чем она ожидала. Он не походил на знакомых ей магов или воинов. От него веяло чем-то иным, древним и властным. У Василисы вообще сложилось впечатление, что его спокойствие и остроумие — лишь ещё одна грань весьма опасного человека.

И в то же время он не казался опасным лично для неё. Суровый с врагами, он был на удивление терпелив с собственными людьми и не гнушался простой работы. В то же время в нём чувствовалась некая честность и прямота, не свойственная придворным интриганам. Он мог быть жёстким, но не жестоким, решительным, но не безрассудным.

И, надо признать, оказался довольно привлекательным мужчиной. Не будь у неё своих жизненных целей, можно было бы и голову потерять…

Эта мысль вызвала раздражённый смешок — досада на саму себя.

Покачав головой, Василиса поднялась и подошла к окну, вглядываясь в неказистый облик деревни. Угрюмиха выглядела столь жалко, что девушка не сомневалась, это место никогда не поднимется над нищетой, достигнув благополучия. Таких деревень в окрестных княжествах имелось десятки, и судьба их всех ждала одинаковая, увы, забвение.

А вслед за собой Угрюмиха утянет и ссыльного воеводу. Добиться от этого медвежьего угла хоть какого-то толка куда более нереально, нежели добыть алебарду из воздуха.

Через десять минут, сидя на крыльце и прихлёбывая душистый напиток, я размышлял о превратностях судьбы, забросившей меня в это захолустье. Золотистый мёд таял на языке, вливая в тело новые силы. Горячее молоко дарило чувство покоя.

В голове промелькнула отвлечённая мысль. Нужно будет достать ещё соли и побольше. Почти всё, что собрал Захар по селу, ушло на ритуал и подготовку к нему. В противном случае, есть нам предстоит исключительно пресную еду и, учитывая, «мастерство» Василисы на кухне, жизнь моя станет совершенно невыносимой.

Ближайший час я решил посвятить отдыху. Прислушиваясь к организму, я чувствовал, как усвоенная сила постепенно становится частью меня. Захар хлопотал рядом, подавая то одно, то другое.

Его присутствие действовало умиротворяюще. Было приятно осознавать, что рядом есть человек, на которого можно положиться.

Пока я пил молоко с мёдом, слуга присел рядом на крыльцо и начал рассказывать о жителях деревни. Старик оказался на редкость наблюдательным, за день успел многое подметить.

— Кузнец Фрол — первый после старосты человек. Силён, хоть и туповат. За ним обычно треть деревни идёт. Потом Степан-мельник, у него своя шайка. Ещё плотник Михей, тоже с людьми.

Я задумчиво кивнул. Такое распределение сил было вполне ожидаемо — ремесленники всегда имеют влияние в небольших поселениях.

— А что со стариками? Кого слушают?

— Есть тут один, Петрович. Бывший учитель, говорят, из Владимира сбежал. К его словам прислушиваются, хоть он в дела особо не лезет. Ещё бабка Агафья — знахарка. К ней все ходят, когда прижмёт.

Захар помолчал, почёсывая затылок.

— Молодёжь вся к старосте тянется — он им обещает, что деревню поднимет, наладит добычу Реликтов, с разбойниками справится. Только где уж там… Савелий хоть и не глуп, да труслив больно стал особенно после того, как на охоте его едва не прибили и руку набекрень свернули. Чуть что — в нору прячется.

Я усмехнулся. Картина вырисовывалась любопытная. Три ремесленника со своими людьми, мудрец, знахарка и староста, пытающийся усидеть между всеми, да ещё и гнущий свою линию.

После моей прежней жизни — политика уровня детской песочницы. А с другой стороны, привыкнув в масштабам Империи, как бы мне не переломать тут всё, словно слону в посудной лавке.

Переубивать всех несогласных много ума не надо. А новых людей я откуда возьму? Их сюда никакими обещаниями не заманишь. В этом положении каждая пара рук на счету, даже поломанных как у старосты.

Всех их требуется поставить на службу роду Платоновых, да не за страх, а за совесть. Чтобы выгоду свою понимали и верными были.

— А что насчёт охотников? Кроме Бориса есть кто толковый?

— Есть пятеро. Но они больше сами по себе, друг с другом только ходят. На общие сходы редко являются, разве что когда совсем припрёт. Живут на отшибе деревни.

Это тоже было неудивительно. Охотники везде держатся особняком — их ремесло требует независимости.

— Значит, всего три силы, — подытожил я. — Ремесленники, староста и охотники. А простые крестьяне?

— Их мало совсем, — вздохнул Захар. — Земли тут не шибко плодородные, да и Бездушные мешают. С полями не разгуляешься, зерно покупное всё. Больше на огородах живут. Картошка, капуста, репа — вот и весь урожай.