— Кстати, супруг мой недоволен тобой. Говорит, что не воюешь ты, а так, в солдатиков играешь. Ты Павел смотри — откажет тебе Перун в своем расположении, совсем тяжело будет. Всё, прощай, сейчас тебя будить будут.

— Одну секундочку, матушка богиня…- вскинул я руки в молитвенном жесте: — Еще одно дело у меня, важное.

— Ну что еще за дело…- богиня махнула рукой, как я понимаю, останавливая где-то течение времени.

— Вы же знаете, как я ценю любую вашу помощь, особенно ворон ваш мне по сердцу пришелся. Но он у меня один, я его берегу, поэтому, зачастую, приходится, как в темноте, наугад тыкаться…

— Ты говори яснее, чем тебе помочь, а то кружишь вокруг да около…- тяжело вздохнула богиня.

— У меня возле дворца орел бродит, со сломанным крылом — его вражеский маг, как я ворона, к себе привязал и шпионить за мной заставил. Правда, душегуб, когда орла за два дня, заставляя летать без пищи и воды, почти уморил, и в степи бросил, так я этого орла нашел и выходил, а потом, когда он оклемался, он мучителя своего нашел, когда тот другого орла, за нами следить, умучил… В общем, заклевали орлы того мага, а мы уже окончательно упокоили… Как итог — мне бы таких же орлов в наблюдатели, и желательно, не одного.

— Да с птицами то проблем нет, помогу, но не сегодня, а вот ты голову того мага отрезал? — деловито прервала меня богиня: — Сжег потом с принесением молитвы?

— Нет…- растерянно протянул я: — А надо было?

— Отец Род мой милостивый…- то ли взмолилась, то ли чертыхнулась, богиня: — Чему вас только в ваших магических академиях учат. А тебе, Павел, должно быть стыдно. У тебя там…

Изящный пальчик ткнулся в стену кухни, а потом в меня, обличающе:

— В шкафу две полки воспоминаний магов и прочих волшебников, описания их деяний, и в трех книгах, по крайней мере, подробно записано, как надлежит поступить с телом убитого тобой мага, чтобы тот потом не восстал и не начал тебе докучать еще сильнее, чем при жизни! Я почему-то, по большей части о таких чародеях не слышала, видимо, в дальних совсем странах они обитают, но мужи, судя по их подвигам, очень сильные и магическим наукам весьма обучены.

Это она книжки фантастики приняла за описания деяний магов и прочих колдунов? Даже не знаю, стоит ли объяснять богине об ошибке.

— Прошу прощения, матушка богиня. — понурил я повинную голову: — Невнимательно читал те книги, без конспекта, но я учел свои ошибки и больше подобного не повторится. Прошу не гневаться и дать мне заклинание, чтобы от зловредного мага избавиться окончательно.

— Держи, неуч. — в моей ладони оказалась небольшая бумажка, исписанная удивительно разборчивым почерком, после чего богиня взглянула на часы на стене и досадливо махнула рукой, прощаясь.

На меня упала темнота, а через мгновение я ощутил себя сидящим за столом в своем кабинете, куда осторожно заглядывал мой вестовой.

— Ваш светлость, тут до вас пришли…

— Пусть заходят и вызови ко мне дежурное отделение кавалеристов.

Деда Литвина, резчика -самородка и запойного пьяницу, солдаты долго макали в большую бочку с холодной водой стоящую аккурат у его дома, после чего, мокрого, отфыркивающегося и почти протрезвевшего, поставили передо мной.

— Понравилось?

— Князь? — опухшие от пьянства глазки старика чуть=чуть приоткрылись: — Ты что творишь?

— Это ты что творишь, старый? Аванс получил, пропил его, а теперь решил еще и священных идолов на сторону продать? Где лавочник?

Попытавшийся возмутиться, бородатый непризнанный гений захлопнул пасть, когда рядом с ним бросили побитого лавочника Пяткина, которого, не церемонясь, выволокли из постели и, в одном исподнем, приволокли на правёж…

— Слушаем приговор верховного суда княжества Булатовых. Литвинова Опанаску и Пяткина Титомирку за срыв гособоронзаказа и святотатство признать виновными и приговорить к утоплению в бочке. Приговор окончательный и подлежит исполнению немедленно. Две минуты вам помолится, попросить богов о прощении…

Лавочник, взглянув на мокрого деда Литвина, понял, что это не первоапрельский розыгрыш, пополз ко мне, громко и искренне каясь в своих многочисленных грехах. Дед же, обессиленно упал на землю и молча ждал своей участи.

— Пяткин Титомирка. — остановил я подобравшегося ко мне преступника: — Раскаиваешься ли ты в своих преступлениях?

— Раскаиваюсь, великий князь и головой своей клянусь, что более пиво разбавлять не буду…

— Поднимите его. — кивнул я конвою: — Пяткин Титомирка, твой приговор откладывается на три месяца. За этот срок ты должен построить на границе с городом Орловым-Южным, на нашей территории, торговый склад, рисунок которого с размерами завтра получишь во дворце, у старшего камердинера. Справишься — буду делать тебя купцом первой гильдии, а исполнение сегодняшнего приговора отложу, скажем, лет на десять. Понял меня? И не вздумай пытаться бежать — не получится, и сам погибнешь и семью свою всю угробишь. Свободен.

Лавочник, ежесекундно кланяясь, скрылся в темноте, а я повернулся к деду Литвину.

— Ну что готов предстать перед богами и дать ответ? Почему божественные лики не ваял, почему материал, что тебе, на обустройства капищ, казна доверила, решил приказчику за копейки продать?

— Прости князь, позволь все исправить, а потом казни… — Литвин поднял на меня мокрое и грязное лицо.

— Поднимите его. — деда вздернули на ноги.

— Литвинов Опанаска, исполнение твоего приговора откладывается на десять дней. За это время, ты, во искупление своих преступлений должен доделать всю работу и оборудовать капища во всех поселках княжества. И еще — за час сделаешь мне вот таких идолов. — я развел руки в стороны и отнесешь их на капище, дабы к утру они магической силой зарядились. Все, пока свободен.