— Сейчас поймешь. — я поприветствовал жизнерадостного прапорщика, подошедшего ко мне и доложившего, что прапорщик Синебрюхов…

— Пров Янович, за мужество и героизм, проявленные при штурме оазиса поздравляю вас подпоручиком. — я кивнул на перевязанную руку офицера:

— А также поздравляю вас с новой должностью. Вы назначаетесь комендантом форта Свободный. Ваша задача на ближайшее время — организуете уход за тяжелораненными, а также несение караульной службы силами легкораненных. Кроме того, организуете здесь таможенный пост. Любой товар, направляемый в Империю и из Империи подлежит таможенному декларированию, с взиманием пошлины в размере пяти процентов от всех ценностей, перемещаемых через форт или мимо форта. У местных старшим назначается вот он…

Я кивнул в сторону, замершего соляным столбом, Юнуса.

— Это Юнус, сын Фатха, председатель совета старейшин, совещательного органа при моей особе, а также местный судья. Судить он может только своих соседей, тех, кто постоянно проживает в оазисе, а также караванщиков и прочих пришлых с юга. Наши и имперские подданные подлежат суду в городе Покровске. Тебе, для размещения госпиталя гарнизона, выделяю вот это здание. Если вопросов нет, то можешь заниматься поставленной тебе задачей. Появиться вопросы — задавай их в течение двух часов, так как к тому времени мы выступим дальше, а то мой друг и его сват меня заждались.

— У меня только один вопрос, ваша светлость. — козырнул подпоручик: — Где располагается форт Свободный, где я буду комендантом?

— Пров Янович. — я обвел вокруг себя руками: — Вот это всё вокруг — теперь называется форт Свободный, который включен, вместе с окрестными землями, в территории нашего великого княжества.

Глава семнадцатая.

День-ночь — бредем по жаркой Африке, день-ночь — всё там же мы бредем.

Вот привязались строки, всё время, навязчиво, всплывают в подсознании. И хотя мы не бредем, а крутим педали, и вокруг точно не Африка, а…

Интересно, а где мы крутим педали по бесконечной жаркой степи? Что это? Центральная Азия? Да еще Киплинг этот привязался, певец британского милитаризма. Вообще, мне Киплинг не нравится. Во-первых, потому, что прекрасная кошка Багира, в первоисточнике от автора оказалась мужиком –пантерой, во-вторых, за то, что о русских он высказывался не очень хорошо, отказывая нам в праве подпоясаться и нести бремя белого человека. Мне у него нравятся только несколько строк — про пулемет, который у нас есть и про то, что нельзя стрелять котиков у русских Командор. Вот под этим я готов подписаться двумя руками. Котиков вообще стрелять нельзя, а у русских островов тем более. И вообще, после того как мои войска постыдно отступили под огнем британских магов от Рудного, самое большое мое желание — чтобы Редьярд наш Киплинг в своих балладах воспевал шахты и рудники княжества Булатовых как место гиблое для каждого англичанина.

Я затормозил и опершись на ноги, оглянулся назад.

Мимо меня катилась колонна, серых от пыли, велосипедистов. Серые гимнастерки, серые велосипеды, серые от пыли, широкополые шляпы, переделанные из форменных бескозырок, общепринятых для нижних чинов армии империи. Только я и офицеры щеголяем в панамах, сшитых по моим эскизам, основанным на воспоминаниях из службы в Среднеазиатском военном округе, благо при Союзе занесло меня ненадолго я этот филиал ада на земле — поселок Гвардейский в самом сердце Голодной степи…

Солдаты неторопливо проезжали мимо меня, равнодушно глядя перед собой. Всё понимаю- не дал передохнуть после боя в бывшем оазисе, сразу погнал солдат дальше в путь, как только разместили раненых и отобрали самые целые велосипеды, благо, было из чего выбрать. Но, единственный наш козырь в этих бескрайних степях — это скорость. Местные беи и баи уже забыли про грозный кавалерийский полк, что внезапно появлялся у их стойбищ и, подавив магическим огнем всякое сопротивление, диктовал непреклонную волю князя Булатского остальному мировому сообществу. Забыли и расслабились местные властители, что княжеские стрелки способны за сутки перемещаться на шестьдесят и более верст. Надеюсь, что мое появление, к исходу второго дня, во владениях князя Слободана Третьего будет для его коварного свойственника неприятным сюрпризом.

И когда казалось, что мои ноги, давно ставшие деревянными и продолжающие крутить педали каким-то чудом, я увидел, что голова колонны полка остановилась, солдаты просто падали вместе со своими велосипедами или повисали на рамах, тяжело дыша, с закрытыми глазами.

— Что случилось? — я подъехал к столпившимся вокруг веломобиля, из которого торчала голова проводника, офицерам.

— Ваша светлость…- прохрипел тот: — Вы наказали предупредить. Ехать нам осталось примерно десять верст. Вот здесь удобная балка, чтобы отдохнуть и отсидеться. Здесь практически никто не бывает, земля мертвая, а вот дальше уже пойдут поля и можно людей встретить.

— Понял, спасибо. Командиры, спускаемся вниз, на гребне выставляем часовых, остальным — отдыхать. Меня не беспокоить.

Я присел на камень, достал из подсумка карту и мысленно позвал ворона.

Я присел на камень, пока, мимо меня, скатывались в низину между холмами последние велосипедисты полка, позвал ворона, который громко хлопая крыльями и недовольно каркая, приземлился на мое плечо, где, с недавних пор появились толстые подплечники, которые берегли мое тело от острых когтей птицы.