Саму Леру Ренна звала на латинский манер — Вэлэри. Правда, вначале имя знахарку не устроило. Глядя на исхудавшую, бледную после болезни чужачку, она морщилась и говорила, что не похожа та на «Вэлэри». Вэлэри означает сильная, здоровая. А тут какая-то рыба обглоданная.

Но Лера уперлась и имя свое в угоду аборигенам менять не пожелала. В конце-концов, Ренна махнула рукой и велела, если спросят, отвечать, мол, имя ей дала сама знахарка, типа, чтобы Лера быстрее выздоровела.

Ну разве не странно все это? Если рассказать о себе правду, то что случится? Ее выгонят из деревни? Это сектанты? И почему она должна быть из каких-то беженцев? Бр-р… Скорей бы свалить отсюда.

Вскоре показался общинный дом, стоявший в центре деревни. При виде него тело превратилось в студень, и Лера тихонько застонала. Вот как туда зайти? Все же глазеть будут и ее обсуждать. А может, вообще, не пустят!

На этой мысли ноги встали. В принципе, не так уж и скучно сидеть в избе. Можно по дому похлопотать или корешки потолочь…

Вот не молчала бы Ренна, как партизан! Бли-и-ин, как же нужна информация…

Сегодня в общинном доме было особенно многолюдно — ждали сказителя, дона Авуса. Тот уже редко выходил, и такое событие никто не хотел пропустить.

У одного из окон устроились с вышивкой девушки. Ловко орудуя иглами, они между делом поглядывали на улицу, но высматривали не столько сказителя, сколько парней, собравшихся у крыльца и не торопившихся заходить в людскую духоту.

Вдруг Оста прянула вперед:

— Гляньте-ка! Кажется, и чужачка сюда идет.

Услыхав про чужачку, девушки всей гурьбой прильнули к окну. Стекло от их дыхания моментом запотело, а когда они его протерли, на дороге уже никого не было.

— Там она, за сугробом не видать, — убежденно заявила Оста. — Шубка новенькая, беленькая.

— Лим сказал, что шубку чужачке его отец подарил, — тут же сообщила Фиби, дочка деревенской свахи.

— А что, гран Силван жениться надумал? Он же старый!

— Старый, не старый, а чужачка вполне его может выбрать. Ты сама-то за кого бы пошла, за Молчуна или грана Силвана, а? Ну-ка, подруги, кто за Молчуна согласен?

Девицы зашикали, замахали руками на Фиби, и та засмеялась:

— Перепугались-то! Мать сказывала, чужачку за Молчуна отдадут, а гран Силван шубку не сам дарил, через донну Ренну передал. Чужачка, мол, с волками помогла ему справиться.

— Знаю я, как она помогла! — усмехнулась Оста. — Распугала всех! Видали, как собаки от нее шарахаются? Ее и с обоза-то наверняка выкинули, чтоб от уродины избавиться.

— Злая ты, Оста, — тихо сказала Тасита. — И без того сироте тяжко. Неказиста, памяти нет, никому не нужна…

— Как это не нужна?! — округлила глаза Фиби. — Молчуну нужна!

Девушки звонко рассмеялись, а Тасита покачала головой и дождавшись, когда смех утихнет, сказала:

— Она и вам нужна. Или кто-то из вас за Молчуна хочет пойти?

— А что ты на нас-то киваешь? — подбоченилась Оста. — Сама разве не боишься?

Тасита подняла голову от вышивки и спокойно посмотрела на подружек:

— Не боюсь. Но отец не позволит.

— Ха! Ты оттого и не боишься!

— И мой бы не позволил, если б старостой был!

Разгорающийся спор прервала хлопнувшая дверь, и все посмотрели на вход. Там стояла она — чужачка.

Ренна дождалась, когда Вэлэри скроется из виду и поспешила к свахе, живущей через три дома.

— Децима, — с порога начала она, — отложить помолвку надо.

— Отчего же? — спокойно спросила сваха, дородная баба средних лет. — Ты присаживайся, отобедай с нами.

Свахины домочадцы по очереди окунали ложки в горшок с густой похлебкой и ели, звучно чавкая и рыгая. Ренна никогда не понимала местного порядка — так выражать свое довольство. На ее родном севере принято было есть молча и каждому из своей чаши.

Привыкнув к полутьме, Ренна разглядела, что за столом помимо младших дочерей свахи и ее старухи-матери, был и Тат, муж Децимы. Выходило неловко. Она-то думала обсудить без мужских ушей. Но чего уж теперь?

Она легонько поклонилась:

— Благодарствую. Отобедала я уже. На минутку забежала, отговорить тебя.

— Да что стряслось? — Децима недовольно нахмурилась и перестала есть. — Молчун уж все пороги поотбивал, торопит, обнов да подарков наготовил. Эх, и видный же парень! Своим бы дочерям сосватала.

— Не надо мне! — всполошилась Вевея, средненькая.

— Молчи уж! — цыкнула на нее мать. — Кто тебя отдает?

Она повернулась к Ренне:

— Ну, сказывай.

— Так деньков бы через пять-шесть, — Ренна замолчала, не желая за обедом да при Тате говорить о том, что у Вэлэри наступают нечистые дни.