Шрифт:
С визгом и хохотом все прыскали в стороны, и отовсюду неслось:
— Уродина! Уродина!
В первый раз Лера прибежала к маме, захлебываясь от рыданий. Во второй раз плакала, но кричала в ответ:
— Сами вы уроды! Дураки!
А потом увидела оставленную кем-то куклу и исцарапала найденной тут же стекляшкой ее резиновое лицо. Ленкина мать вечером пришла и орала на всю девятиэтажку. Мама что-то негромко отвечала, а Лера спряталась в спальне за шкаф. Но и туда долетел разъяренный вопль:
— Так не выпускайте ее!
Как будто она дикий зверь.
Мама тогда отдала деньги за куклу. Лере она ничего не сказала, только закрылась в комнате, а когда вышла, глаза у нее были красные и опухшие. Больше Лера к ребятам не ходила.
Дыша на покрасневшие от холода пальцы, она огляделась. Впереди туман, позади туман… Ад, не ад, но следы от волокуши куда-то вели, и значит, мужчина с раненым не пригрезились.
Посреди поля снега стало меньше. Зато, как грибы, отовсюду повылазили пни с обледеневшими шапками. Они будто специально вырастали на пути, вынуждая останавливаться и сворачивать. В конце-концов, Лера решила пойти пешком. Но только ступила на снег, как тонкая корка хрустнула, и нога провалилась по колено.
Пришлось опять надеть лыжи.
А ветер все крепчал. Выдувал остатки сил и поземкой укрывал продавленную волокушей дорожку.
Лера шла, сцепив зубы и размеренно дыша носом. Вперед она почти не смотрела — экономила силы и тепло. Главное — следы. И лыжи. Они идут по следам…
Тело двигалось уже с трудом, как ржавый, не смазанный механизм. Бесчувственные руки прижались к груди и не разгибались, пальцев на ногах будто и вовсе не было. Шаги все замедлялись, и Лере порой казалось, что она стоит на месте. Тогда она глядела исподлобья, выискивая хоть какой-нибудь ориентир. Ничего не находила и снова шла по следу.
В глазах темнело. Хотелось плюнуть на все и лечь. Все равно она уже ничего не чувствовала — что ей снег?
Но немного сил еще оставалось, и Лера шла. Ей обязательно нужно добраться хоть куда-нибудь. Тогда она или очнется, или позвонит родителям. Главное, добраться…
Вот следы… Вот лыжи…
Деревня приблизилась незаметно. Просто сквозь шум в ушах донесся лай собак и голоса людей. Звуки становились все громче и громче, а потом лыжи уперлись в доски.
Ворота с калиткой. По обе стороны — бревенчатый частокол.
Лера вытащила ноги-протезы из лыж и навалилась на дверь. Стучать не могла — руки не поднимались. Петли заскрипели, и калитка медленно открылась. Лера так и вошла, опираясь на нее, чтобы не упасть.
Несколько одинаковых бородатых лиц обернулись к ней. Опять все вокруг заволокло туманом, а в уши кто-то затолкал вату. Сквозь туман бесшумно подплыл один из людей, что-то сказал и накинул на плечи тяжесть. От тяжести по телу начало расползаться тепло. Это тепло и осознание того, что она дошла, что здесь люди, что скоро она обязательно увидит родителей и Димку с Санькой — все это навалилось облегчением. Таким сильным и неподъемным, что исчез внутри упрямый стержень, и Лера медленно сползла по калитке.
Упасть ей не дали. Чьи-то сильные руки подхватили ее, лицо защекотала жесткая борода… Успокаивающее бормотание, запах чеснока и хлеба… А потом она поплыла, качаясь на теплых, уютных волнах, и ей было очень хорошо.
Все-таки не ад…
Долину, скрытую среди холмов, заполняли беззаботный смех и крики студентов столичной академии магии. В этот свободный от учебы день здесь, вдали от зорких глаз преподавателей и стражей, вдали от аудиторий и полигонов, жизнь бурлила горной рекой, а морозный воздух звенел смехом и радостью.
Маркус ван Сатор, наследник одного из Великих родов, мчался на аэре по снежной целине.
Ветер бил в лицо обжигающим потоком, белые искрящиеся вихри взметались позади гигантскими лепестками, а парус выпирал круглым боком, и казалось, ткни в него — лопнет. Позади с шелестом стаи саранчи неслись соперники. Маркус не оглядывался. И без того знал — в спину дышит тонкий, гибкий Хэдес.
Этот подъем последний. За ним финиш, однокурсники, которых стихия «воздуха» не одарила своей благодатью, и горячее мясо с запретной кружкой согревающего вина.
Маркус усилил поток. Мачта протестующе скрипнула, но выдержала, и сверкающий ледяной кромкой гребень словно подкинул аэру вверх. Взмыв над землей, она вспыхнула ярким алым росчерком под десятками восхищенных взглядов.
Сердце ухнуло вниз, а потом восторженно ударило в горле. Волшебный миг полета! Свободы!
— Йо-ху-у-у! — ликующий крик сорвался с губ и умчался в бледное зимнее небо.
Жаль, что этот чудесный миг так короток.
Ноги спружинили, гася толчок, и аэра хищно скользнула к шатрам. Пора было уменьшить поток магии и дать доске остановиться, но Маркус чувствовал, что Хэдес еще не сдался. Как всегда, надеется обойти на последних локтях.