– Меня не подоишь, – сообразив, какую заковыристую мысль сейчас озвучивает парень, ответила я.

В ответ он кивнул и снова вернулся к караваю, о чем-то думая.

– А хочешь, я научу тебя писать свое имя? Я буквы некоторые знаю.

Я обрадованно подскочила, отряхивая крошки с рубахи и сарафана.

– Хочу!

– Тогда приходи завтра вечером сюда же. Я принесу доску и грифель, мой отец их держит, чтобы твой дядя ему цены там писал, когда мы в город едем скобяные изделия продавать. Завтра он дома, потому не заметит, что я взял.

Надо ли говорить, что следующего вечера я ждала с нетерпением? С Гриней мы стали встречаться очень часто. Его родители как-то сгоряча попытались отправлять его в школу в город, но намаявшись возить туда-сюда, бросили это дело. Однако за это время сын успел выучить азбуку и более-менее научиться писать и читать. Он особенно этим не кичился, и я первая узнала про его успехи. Книг в деревне было мало, поэтому читали мы все, что придется. Чаще всего это были обрывки газет или рекламные брошюры, которые в городе разбрасывали мальчишки, нанимаемые для этих целей. Однако несколько раз Гриня приносил мне настоящие толстые книги с множеством букв – это были сказки, инструкции по домоводству, и даже эльфийский любовный роман.

Так прошли годы, а наши с Гриней привычки не изменились. Вот и сегодня вечером, после того как я загружу повозку, почищу хлев и сварю сироп от кашля для соседа, я буду свободна и понесусь в сарай, чтобы рассказать другу о том, что я только что прочитала в добытой мною рекламке.

Вспомнив о встрече с Гриней, я начала работать гораздо активнее, сложив тыквы за какие-то два часа. Плоды в этот раз у дяди уродились огромные, таскать их было нелегко. Пару раз я чуть не надорвала спину, но помощников у меня сейчас не было. Я не была единственным ребенком – у тети Ларки и дяди Лазаря был еще сын и две дочери. Сын был самым старшим, он уехал на заработки на северные рудники и приедет только к зиме, а дочери убежали к подружке на предсвадебные посиделки. На этот девичник меня не позвали, да я и не расстраивалась. Справедливости ради, в семье Дроксов все работали одинаково, это только сегодня я пахала одна за всех как бедная родственница.

Погрузив повозку и закончив остальные дела, я побежала мыться, так как после чистки свинарника пахла ничем не лучше, чем мои поросята. Сегодня я собиралась принарядиться на встречу, достав свой любимый зеленый сарафан и белую рубаху. Повод у меня был – мне исполнялось двадцать лет. Дата так себе, ведь по людским меркам совершеннолетие наступило в восемнадцать, еще два года назад. Точный день, когда я родилась, никто не знал, но дядя с тетей посовещались и решили считать им день, когда дядя обнаружил корзинку на тракте. Скорее всего, двадцать лет мне стукнуло несколько дней, а, может, и недель назад, но поздравляли меня всегда, как и сегодня, в последнюю неделю лета. Хотя вот в прошлом году забыли, да и в этом пока никто не вспомнил.

Натаскав студеной колодезной воды в лоханку, которая стояла в баньке, и не грея ее, я ополоснулась, насухо вытерлась и перебрала косу, вплетая в нее свою самую красивую изумрудную ленту. В доме было пусто: сестры не вернулись с девичника, а дядя с тетей выпивали у соседей. Воспользовавшись отсутствием хозяев, зашла в комнату старших Дроксов и подошла к ростовому зеркалу, которое было небывалой редкостью в наших краях. Дядя получил его случайно – один из разорившихся купцов отдавал за бесценок. Покрутилась, довольная собой в отражении: зеленый сарафан и зелёная лента, белоснежная рубаха – красота. Еще убрать бы эти острые ушки и стала бы как все, даже лучше. Вдохнула и приблизила лицо к зеркальной поверхности:

– С днем рожденья тебя, Криссандра, – сказала я и прикоснулась ртом к стеклу. Поверхность неожиданно обожгла мои губы морозом, и я отпрянула. Вместе с колким холодом я ощутила что-то липкое, похожее на паутину, по всей коже лица. Попыталась стряхнуть невидимую субстанцию, одновременно вглядываясь в свое отражение. Взгляд остановился на моих глазах, и увиденное поразило. Светло-зеленую радужку залила тьма: в глазницах клубился туман, делая мое милое личико пугающе потусторонним.

– Что за…? – сдавленно пискнула я и моргнула. Глянув в зеркало снова, я не увидела ничего необычного. Ко мне опять вернулась травяная зелень очей, но та липкая тьма в глазах мне точно не померещилась. Что это было?

Хорошего настроения как ни бывало. Вот только тьмой из глаз стрелять мне не хватало. Меня тогда за всю деревню еще и воевать отправят, отработаю воинскую повинность за всех на десять лет вперед. Хватит с меня лекарской обязанности, прилетевшей за острые уши. Мазнув взглядом по своему лицу в зеркале еще раз и убедившись, что тьма не вернулась, я успокоилась, решив не думать, пока проблема не возникнет вновь, а затем побежала на наше место встречи с Гриней.

Друг уже был на месте, в руках он держал несколько листов писчей бумаги и карандаш. Я посмотрела на все это богатство, не веря своим глазам.

– Откуда это? – спросила я, указывая пальцем на эти чудеса расчудесные.

– Это тебе, – просто сказал парень. – С днем рождения, Крисса.

Я бросилась парню на шею, поцеловав его в щеку. Он неожиданно зарделся, едва ощутимо прикоснувшись ладонями к моей спине.

– Так все же, откуда у тебя? – повторила я вопрос.

– Купил.

– Это же так дорого! – воскликнула я, а сама прижимала к груди мою добычу на случай, если Гриня передумает и решит забрать. Но он не передумает. Друг всегда держал слово – был молчуном, говорил редко, но если говорил, то по существу.