Откуда вообще этот анекдот вспомнился? Я его раньше знать не знал. Не иначе, опять Великий Рандом шутки с памятью прежнего владельца тела играет…

— Здравствуйте! — встречает нас у порога метрдотель. — Желаете оставить верхнюю одежду в гардеробе?

Перекладываю содержимое карманов в сумку, как сразу сделал предусмотрительный Глеб, и, сдав куртку на попечение обслуги, иду за Глебом.

Тот уже в зале, пытает официанта о свободных столиках.

— Туда идём, — указывает он на задрапированную тканью нишу у стены и стол с роскошной скатертью рядом. — Весь зал видно и никто не потревожит без нашего ведома.

Усаживаемся на удобные, слегка пружинящие стулья. Чопорный официант тут же приносит холодную воду и меню. В котором я совершенно не ориентируюсь, так что приходится полностью положиться на напарника, обещавшего не дать нам погибнуть голодной смертью.

— И об оплате даже не заикайся, я угощаю, — нарочито грозно предупреждает он. — Должен же я тебя отблагодарить за то, что пришёл на помощь, когда в этом была самая большая нужда.

— Ты мне, так-то, тоже помог, — напоминаю Скороходову об очевидном.

Но заботы об оплате взять на себя позволяю: сочтёмся ещё, не в последний раз видимся.

Пока ожидаем свой заказ, Глеб учит меня пользоваться неубиваемым даже на вид мобилетом. Сложного ничего: знай запоминай, что какая картинка на экране означает да нажимай на нужные.

Была б такая штука в прошлой жизни — сколько пользы бы принесла и сил сэкономила. Но в силу специфики магии не нуждались в ней люди: всё сами, ни на что не надеясь.

А потом надежда умерла вовсе. И воцарился порядок…

Тем временем на сцене у дальней стены стены появляется блестящий рояль. Свет вокруг приглушают, оставляя лишь небольшое пространство около инструмента.

Из темноты выплывает стройная светловолосая особа в воздушном платье. Слегка кланяется и садится за клавиши.

Из-под её пальцев по залу медленно растекается мелодия. Поначалу — тихая и грустная, она постепенно становится всё более мощной и торжественной.

Это настолько завораживает, что зрители замирают с открытыми ртами и зажатыми в руках столовыми приборами. У некоторых на глазах блестят слёзы. А я не сразу осознаю, что девушка уже вплетает в мелодию свой нежный, но пробирающий до сердца голос.

Песня проходит сквозь любые преграды, трогая души всех без исключения. Вон и Глеб на строчке о жгучем желании расправить крылья аж со стула приподнимается.

Номер заканчивается мелодичным перебором клавиш, и зал взрывается аплодисментами.

Певица встаёт со стула и выходит на поклон к краю сцены. Зрители, придя в себя, хлопают в ладоши. Я, проникнувшись всеобщим воодушевлением, тоже присоединяюсь.

«С-соверш-шенство», — шипит в глубине сознания якул.

И я с ним абсолютно согласен.

Рефлекторно поднимаю взгляд вверх — и замечаю на балконе второго этажа смазанное движение в темноте.

И огромный дубовый шкаф, проламывающий перила прямо над головой беззащитной пианистки!

Мобилет отлетает в сторону, в правой руке вспыхивает зелёным мерцающим светом призванная «Жила». А в голове только одна мысль — успеть!

— Глеб! Балкон! — выкрикиваю, срываясь с места.

Словно в замедленной съёмке вижу летящие дождём на сцену щепки. И полутонный дубовый предмет мебели, желающий превратиться в надгробие.

Хлыст без замаха выстреливает в сторону уцелевших перил, вгрызаясь в них, и тянет меня вверх.

Сметая стулья, проношусь несколько метров до сцены, подхватываю певицу за талию. А дальше инерция бросает нас вперёд, под спасительный настил балкона.

Врезаюсь с размаха плечом в стену, гася скорость и не давая ушибиться девушке. Сзади пушечным выстрелом грохает врезавшийся в настил шкаф.

Еле разминулись с этим летучим гробом!

— Цела? — обращаюсь к испуганной певице. — Нигде не болит?

— Нет, — бездонные серые глаза смотрят прямо в душу, словно выворачивая её наизнанку. — Всё хорошо, меня не задело… Можете разжать руку, а то вздохнуть не получается?

— Стой, падла! — раздаётся крик сверху. — Догоню — убью!

Ослабляю хватку, давая девушке возможность двигаться самостоятельно. Лёгонькая, как пёрышко, а держится так уверенно. Будто не её только что убить пытались.

Но раздумывать об этом некогда.

— Простите, сударыня, вынужден вас покинуть, чтобы не допустить ещё одной смерти, — срываюсь с места, договаривая на ходу.