Но не у всех, взрослый витязь сидит, сам себе под нос посмеивается. Не помню я его в войске княжеском, хоть убейте. Но такой точно бы не отсиживался.

Спустя часа полтора официоз и восхваления прошли, народ совсем расслабился. Часть рассосалась, но три девицы со мной по сторонам всё сидят, продолжая ослеплять вниманием.

Только они начали по очереди всякую ерунду спрашивать, Илларион втиснулся между мной и Петрухой.

— Я заметил, жаровня у вас на кузне дюже большая, чтоб только подковы ковать, — начал по делу мой ушлый староста. — Видать, не всё ты о хозяйстве доложился.

Петруха засуетился сразу, засмеялся как дурак. Дядьки местные неподалёку переглянулись, услышав наезд. Я в принципе не увидел здесь проблем. Скорее некий выпад со стороны Иллариона, ибо слишком сильно кичится Петруха, что у них всё лучшее в округе. Я и не сразу понял, что это камень в огород моего первого старосты.

— Да мы тут это… руду раньше плавили, — признался Петруха.

— И откуда ж брали? — Продолжает допрос Илларион.

— Так рудник свой же, — начал староста и замялся.

Не понял?! На приложенной к дарственной Карте никакого рудника не обозначено. И этот в первую встречу ничего не докладывал. У меня что, теперь и добыча какая–то имеется? Для экономического роста баронства моего хорошее подспорье.

— Был рудник добротный, — вмешался один из дядек местных и девку одну согнал, подсаживаясь ближе. — Мы там руду железную добывали и плавили. Но десять лет назад завелась там тварь нечистая, пришлось закрыть всё.

— Хороший рудник был, — вздохнул Петруха. — Много залежей, богатая руда, жаль, что столько добра пропало.

— Людей жаль, — вмешался местный солидный дедок, выкрикнув с середины стола. — Две дюжины рабочих тварь сожрала, там и сын мой сгинул. И не завелась она, а раскопали да разбудили.

Мдя. Все поникшие теперь сидят. Я и сам не рад, что Илларион эту тему зацепил.

— И что там за тварь? — Поинтересовалась Дарья, нарушая гробовую тишину. — Она там до сих пор сидит?

— До сих пор, — ответил Петруха пришиблено.

— И выкурить не пытались? — Дальше спрашивает моя охотница на нечисть.

— Это Буфа! — Прогремел взрослый витязь рычащим голосом, впервые его вообще подав. — Очень старая с мороком сильным.

Посмотрел на нас хмуро, как на детишек, и снова уставился в свой стакан.

Все сидят, затаив дыхание. Дарья глазища выкатила. Вопросов больше нет?! Вопрос с рудником закрыт?! Монстр и дальше будет там сидеть??

— Я разберусь, — заявляю решительно.

— Хвастун, — бросил себе под нос матёрый витязь. Вроде негромко. Но я же услышал.

Сидящие за столами дышать перестали. Они тоже услышали.

— Ты что–то хочешь сказать, витязь? — Обратился к нему я.

Тот кружку сдавил, она и рассыпалась.

— Пересвет, уймись! — Взвизгнул Петруха. — Вечно недовольный, даже в праздник любитель настроение попортить!

— А ты, братец не указ мне, сиди себе дальше, да сладко пой и сладкое слушай, — огрызнулся витязь.

Не вижу смысла вызывать его на бой, да морду бить. Потому что мы все на одной стороне. По нему же видно, что не злодей. Просто жизнью недовольный богатырь. А я для него пацан, который на словах только герой. Вот она и молва. Одни боятся, другие сомневаются. А третьи смеются над тем, что народ судачит.

Мудрое лицо смотрит с вызовом. А что если я сам от него огребу? Таких здоровенных я ещё не видел. Это он ещё без доспехов сидит в кафтане простеньком.

Мои дружинники в ответ на него уставились, ощетинившись. Готовы уже покусать, но боюсь, что зубы у них посыплются. У него вон кисть, как три мои, кулак с мою башку.

— Морок–Буфу не так просто убить, — слышу от Дарьи, которая явно пытается разрядить обстановку. — А старую да в её логове — невозможно.

— А ты ту каменную обезьяну вспомни, — усмехнулся я, имея в виду монстра из подземного города Хикупта.

— Тут другое, что умениями не взять. Буфа грёз сестра и морока владычица, сам к ней в пасть пойдёшь по доброй воле, — продолжает магичка.

Два парня на неё с таким восхищением смотрят, аж противно.

— Послушай свою колдунью, барин, — произнёс уже спокойно витязь, поднялся и вышел из зала. Хера, он здоровый шкаф! Нет, не выраженный качок, просто крупный дядька, даже с пузиком небольшим.

Посидели минут пять в некоем трауре, затем снова за столами загалдели несмело.

— Не серчай на братца, барин, — взмолился Петруха.