Я медленно вышел из библиотеки, закрывая за собой тяжёлую дубовую дверь. Холодный ночной воздух ударил в лицо, принося с собой запах старых камней и далёкого моря. На полпути к выходу я столкнулся с Веларием. Он появился из тени, как будто ждал меня там всё это время.

— Нашёл что-нибудь интересное? — спросил он, прищурив глаза, словно пытаясь прочитать ответ на моём лице.

Я откинулся на спинку ближайшей колонны и пожал плечами, стараясь выглядеть равнодушным.

— Ничего особенного, — ответил я, сделав вид, что устал. — Слишком много пыли и старых слов. Думаю, мне просто нужно выспаться.

Веларий прищурился ещё сильнее, словно изучая каждое слово, но, похоже, решил не настаивать.

— Куда направляешься?

— Домой. Спать, — коротко бросил я, уже делая шаг вперёд, чтобы обойти его.

— Сон — мудрый советчик, — отозвался он вслед, и в его голосе прозвучало что-то едва уловимое.

Я не обернулся. Лишь ускорил шаг, чувствуя, как напряжение в груди не уходит, а только растёт. Веларий знал больше, чем говорил. И я — тоже…

Ночной Тиарин встречал меня холодным ветром и пустыми улицами, где тени казались живыми. Я шагал в сторону усадьбы, чувствуя, как мысли крутятся в голове, словно вихрь, от которого не укрыться. Когда я пересёк порог, привычная тишина дома встретила меня, но сегодня она казалась тяжелее обычного.

В своей комнате я быстро сменил одежду на более изысканную: тёмный плащ с глубоким капюшоном, аккуратно расшитая рубашка и перстень, словно напоминание о том, кто я есть. Пальцы скользнули по амулету на груди, прежде чем спрятать его под тканью.

Когда я спустился вниз, Юна уже была там, её взгляд тёплый и настороженный одновременно.

— Я останусь у тебя, — сказала она просто, словно это не требовало обсуждения.

— Хорошо, — коротко ответил я, направляясь к двери, не задерживаясь.

Её голос догнал меня на полпути:

— Всё в порядке?

Я остановился на мгновение, не оборачиваясь:

— Не знаю.

Ответ прозвучал грубо, даже для меня. Я чувствовал, как внутри скручивается клубок из раздражения и усталости.

— Куда ты собираешься? — её голос был тише, почти робкий, но в нём звучала настойчивость.

Я обернулся, встречаясь с её взглядом. Тень раздражения скользнула по моему лицу.

— Это не важно, Юна. Просто меня не будет сегодня ночью.

— Не важно? — её брови сдвинулись. — Почему ты всегда так отталкиваешь людей, когда тебе хуже всего? Ты думаешь, что я здесь просто так?

Я сжал кулаки, пытаясь удержать в себе бурю, что рвалась наружу.

— Потому что это не твоё дело, — отрезал я, чувствуя, как слова становятся острее, чем нужно.

Юна шагнула ближе, не отводя взгляда.

— А если бы я сказала тебе, что это моё дело? Что мне не всё равно?

Эти слова задели глубже, чем я ожидал. Я отвёл взгляд, делая вид, что завязываю плащ.

— Я не просил тебя оставаться.

Она молчала несколько секунд, потом сказала тихо, но твёрдо:

— Но я осталась.

Я не нашёл, что ответить. Вместо слов осталась лишь тишина, и она оказалась тяжелее любой нашей ссоры. Я собрался выйти за дверь.

— Какой же ты иногда идиот, Максимус Айронхарт, — воскликнула Юна, срываясь на слёзы. Её голос дрогнул, наполнив тишину горечью, которую невозможно было игнорировать.

Я замер с рукой на дверной ручке, стиснув зубы. Слова больно задели, потому что в них было слишком много правды. Я не обернулся, просто выдохнул сквозь сжатые губы и шагнул в ночь, оставив её голос эхом за спиной.

Ночной Тиарин был похож на лабиринт теней, пронзённый холодными иглами ветра, что просачивались в самые потаённые уголки улиц. Я шагал по пустым переулкам, и каждый мой шаг отдавался глухим эхом от каменной брусчатки, будто сам город шептал в ответ на мои мысли. Звуки — редкий скрип ставен, отдалённый лай собак — казались тревожными сигналами в тишине, густой, как застоявшийся воздух в старом подвале.

Внутри всё гудело. Мысли клубились, накладываясь одна на другую, как слои старой пыли на забытых книгах. Я вспомнил лицо Юны — её взгляд, полный упрямства и разочарования, её голос, срывающийся на слёзы.

Чёрт возьми, я и правда был идиотом. Зачем нужно было так резко? Зачем нужно было закрываться, когда она всего лишь пыталась быть рядом? В её словах была не просто обида — там был укол правды, который я пытался игнорировать.

Шаги эхом отдавались в узких коридорах камня и тени. Тьма вокруг будто впитывала моё раздражение и вину. Лишь редкие фонари да факела тлели жёлтыми огоньками, отбрасывая вытянутые, искажённые тени. Их свет казался зыбким, как мои собственные убеждения. Казалось, город сам затаил дыхание, ожидая чего-то — может быть, того же, чего и я. Ответов? Искупления? Или хотя бы намёка на то, что я не окончательно потерялся в своих собственных противоречиях.