Я поднялся по каменным ступеням, чувствуя, как в груди нарастает странное волнение. Пальцы сжались в кулак, прежде чем я постучал в тяжёлую деревянную дверь. Каждый стук эхом отзывался в моей голове, будто с каждым ударом я пытался заглушить собственные сомнения.

Она открылась почти сразу. На пороге стояла служанка — молодая, с усталым, но внимательным взглядом. На ней было простое платье, изношенное, но аккуратное, как и дом, в котором она служила. Я выпрямился, приглушая волнение голосом:

— Лорд Максимус Айронхарт. Я хотел бы поговорить с госпожой Люсиль.

Служанка кивнула, отступив в сторону, пропуская меня внутрь. Внутри было тепло и тихо. Пахло воском и лёгкими нотками лаванды, смешанными с ароматом старых книг и древесины. Свет лампы отбрасывал мягкие тени на стены, создавая атмосферу уюта и покоя, которая казалась неуместной для бурного водоворота эмоций, бушующего во мне.

Она указала на гостиную, жестом пригласив меня пройти дальше. Но я остался стоять в прихожей, не решаясь переступить этот порог. Половицы под ногами скрипнули, напоминая о моей нерешительности. Я не смог переступить этот порог, словно простая граница между комнатами была отражением границы внутри меня. Барьер, который я сам же и выстроил. Не из дерева и камня — из страха и сожалений.

Я стоял, прислушиваясь к шагам за стеной. Каждый звук казался отчётливым, как удары сердца. Гулкое эхо шагов разносилось по дому, приближаясь всё ближе. В этом ритме была своя музыка — простая и честная, как сама Люсиль. И когда я наконец услышал её приближение, понял, что готов встретиться не только с Люсиль, но и с тем, что я оставил невысказанным.

Вдохнув глубже, я сжал кулаки, пытаясь собрать рассыпавшиеся мысли в единое целое. Этот разговор был важнее, чем все те речи, которые я произносил на балах или при дворе. Потому что здесь не было масок, только я и правда, которую нужно было озвучить.

Лестница заскрипела, и вот она — Люсиль. В её взгляде больше не было той лёгкости, что когда-то заставляла меня забывать о титуле и долге. Усталость, как тонкий слой пыли, покрывала её лицо, но в глубине глаз ещё теплилась искра, тень той нежности, что когда-то была для меня многим. Или я так думал? Чёрт, врать себе легче, чем другим. Особенно себе. Себе можно наврать с таким искусством, что сам поверишь.

Мы стояли молча. Я мог бы выдавить из себя дежурную фразу, что-то напыщенное и благородное, достойное лорда. Но что толку? Оправдания звучат как эхо в пустом зале. Неловкость висела в воздухе, густая, как похмелье после дешёвого вина. И пахла так же — неприятно и тяжело. Я чувствовал, как пот на ладонях превращается в липкую плёнку, хотя было холодно. Или мне только казалось?

— Прости, — выдавил я наконец. Голос звучал глухо, словно не мой. Словно я произносил его за кого-то другого, чьи ошибки было легче признавать. — Я… никогда не хотел играть твоими чувствами. Я думал… — я сглотнул, слова застревали, как кости в горле. — Думал, что так принято. Среди знати. Чувства — это просто часть ритуалов. Танец на балах, улыбки, которые ничего не значат.

Её губы дрогнули.

— Ты думал? — холодно переспросила она, сжав руки в тонкие кулаки. — Значит, ты думал, что мои чувства — это просто… условие приличия? Приложение к платью и прическе на балу?

— Нет, я… — я попытался что-то сказать, но слова утонули в пустоте. — Я не так хотел выразиться.

— Но выразился именно так, — отрезала она. — Знаешь, было бы легче, если бы ты сказал, что я была просто забавой. Что всё это было частью твоих игр. Это было бы честно. Ты просто прячешься за маской благородства, никого не впуская к своим чувствам, как будто страх быть уязвимым делает тебя сильнее. На самом деле это делает тебя пустым.

Я сжал челюсть, ощущая, как пальцы дрожат. Нет, не от холода.

— Я прощаю тебя, — сказала она тихо. Тише некуда. Словно это было не для меня. Словно она говорила это сама себе. — Но теперь это не имеет значения.

Вот так. Пара слов, и сердце сжалось так, будто кто-то вырвал его голыми руками. И правильно. Заслужил. Заслужил каждую чёртову секунду этой тишины между нами. Заслужил её слёзы. Заслужил, чёрт побери, даже этот взгляд, в котором было меньше боли, чем безразличия. А это хуже. Намного хуже.

— Я уезжаю, — добавила она после паузы. — В Альтеру. Выхожу замуж за купца. Богатого, если тебе интересно.

— Купца? — переспросил я глупо, словно это имело значение. — Ты уверена, что хочешь этого?

Она усмехнулась безрадостно.

— Уверена ли? А ты был уверен, когда выбирал между мной и своим «долгом»? Наверное, это не требует уверенности. Только решения.

Неинтересно. Абсолютно неинтересно. Но я кивнул. А что ещё? Сплясать, что ли? «О, как чудесно, удачи вам, госпожа Люсиль, и пусть ваша жизнь будет полна шелка и драгоценностей!» — плевать. Только не могу плевать. Не на неё. Потому что она была больше, чем просто очередная ошибка в длинной череде ошибок. И именно поэтому я не сказал ничего.