– И там, у фонтана… Я-то думал, что сражаюсь с ней почти на равных. А на самом деле… ей ведь и тогда ничего не стоило меня уничтожить, верно?

– Для нее это забава. Поддаться, ощутить вкус битвы… В полную силу ей скучно, так и битвы толком не будет. А она хочет, чтобы я наблюдала. Наблюдала, как страдают, сопротивляются и гибнут те, кто мне дорог. Наблюдала и ничего не могла сделать. Ей нравится причинять мне боль.

– Но почему?!

Я схватил Карри за плечи.

Ну вот, снова прозевал момент, когда превратился в человека. Погруженная в себя Карри, видимо, тоже не обратила внимания. Насколько же меня захватил разговор! Оказывается, я уже не на руках у Карри, а сижу рядом на матрасе. Но мне, по большому счету, неважно, не хочу даже знать, во что одет. Все, что волнует сейчас, это…

– Карри! – обратился я вкрадчиво. – За что Блика так тебя ненавидит?

Моя подруга отвернулась, смотрит куда-то в одну точку.

Я придвинулся к ней сзади, одна рука окольцевала талию, другая накрыла плечи, и я бережно прижал Карри к себе. Мех ее шубки пропитан теплом. Щека прильнула к щеке. Молча сидим, больше ничего не предпринимаю. Только дышу и терпеливо жду...

Наконец, почувствовал, как пружина в девичьем теле начала разжиматься.

– Дай, пожалуйста, термос, – прошептала Карри.

Я подался к шкафчику, ладони приняли с полки тяжесть блестящего сосуда, похожего на артиллерийский снаряд. Мы снова уселись рядышком. Вскоре зажурчало, пещера наполнилась терпким ароматом, над крышкой-чашкой колышется едва заметный флер.

– Чай, лимон и капелька рома, – поясняет Карри. – Простенько, зато запасы бесконечные. Смастерила из термоса артефакт, можно пить сколько влезет.

– Мне бы такой термос в прежней жизни, когда бегал по подработкам.

– Это цветочки… Там еще где-то валяется ланч-бокс, бесконечно делающий бутеры! Я барышня запасливая. Бываю иногда, когда очень припечет.

Мы тихо прыснули.

Сделали по глотку, а затем Карри заговорила:

– Блика одержима идеей быть сильнейшей в перемире. Ничто не волнует ее, кроме этого. Победить всех и каждого… И эту планку она держит успешно. Более чем. Никто не сравнится с ней, когда дело доходит до насилия. Ты сам видел…

– Да уж, видел. Захочешь – не развидишь.

– Именно так. Но однажды…

Карри глотнула из чашки.

– Однажды мне удалось ее победить. И лучше бы я этого не делала.

Белые ноготки спрятались в мех на голенище сапога, там звякнула собачка «молнии», Карри расстегнула, начала стягивать сапог.

– Давай помогу.

Я сел напротив, мои ладони занялись освобождением от обуви прекрасных женских ножек.

– Это было в Бальзамире, – продолжает Карри, наблюдая за моими движениями, – Блика напала на меня, желая в очередной раз показать, какая она всемогущая и что закон ей не указ. Но акт устрашения пошел не по плану…

Сапожки встали у матраса, их нежное содержимое я опустил себе на колени, начал массировать пяточки, ступни, пальцы, лодыжки, каждый участочек оголившейся кожи. Карри зажмурилась, я увидел улыбку, ее шепот зазвучал снова:

– Честно говоря, мне тогда просто повезло. В ином случае у меня не было бы шансов. Но в тот день проиграла Блика. Проиграла на глазах у кучи народа! Ей пришлось бежать с поля боя в перемир. А позже…

Карри осушила чашку до дна.

– Позже она выследила каждого, кто оказался нечаянным свидетелем той битвы. Кто видел ее позор. Выследила и убила. Всех.

Мои руки замерли.

Карри пытается быть невозмутимой, но я вижу и слышу, как дрожит чашка в пальцах, когда те накручивают ее на термос. Наши взгляды встретились, и я заметил капельку в уголке глаза.

– Кроме меня, – добавила Карри.

Моргнула, и капелька, как падающая звезда в ночном небе, прочертила на лице блестящий штришок. Губы изобразили натянутую улыбку.

– Мой труп Блике без надобности. Труп ничего не чувствует. А ей нужно, чтобы я страдала… Многие из них были моими друзьями. Я пыталась ей помешать, но… Говорю же, в тот раз мне просто повезло. Блика всегда меня обездвиживала и заставляла смотреть, как…

Карри едва успела закрыть ладонью рот и нос, оттуда вырвался сдавленный плач. Слезы брызнули ручьем, плечи затряслись.

Я подался к ней, обнял, Карри, сжавшись в комочек, уткнулась лицом мне в грудь, ощущаю судорогу ее рыданий, эти волны пронизывают тело, ткань одежды в районе сердца намокает, нагревается. Во мне смешались стыд и умиротворение. Карри сейчас плохо, но мне так приятно, что могу растворить в себе часть ее боли. Я чувствую, как остро сейчас нужен той, кто все это время была и остается нужной мне!

– Что же я натворила, Риф! Прости меня!.. Прости…

– Карри, все хорошо.

Сквозь плач снова и снова прорывается хлипкая мольба о прощении. Я в замешательстве, но это, по большому счету, не имеет значения. Главное, что могу прижимать к себе дрожащее тельце, гладить волосы, плечи и спину, покачивать, как младенца.