Шрифт:
Все умолкли, навострили уши.
– Слышите? – пробормотала Карри.
Не знаю, как остальные, но я услышал. Тихий ровный шум, а на фоне шума – стук. Не узнал его сначала лишь потому, что не ожидал встретить в таком месте.
Стук колес поезда!
Ту-дух, ту-дух… Ту-дух, ту-дух…
Ни с чем не спутаешь, если доводилось засыпать в купе или плацкарте.
Все головы почему-то повернулись в одну сторону. Я направил взгляд туда же, на трибуны, глаза щурятся.
Что там, в сумраке?
Ах, да…
Совсем забыл о розовой кошке в джинсовой курточке. Черри по-прежнему спит. Но как она связана с этим стуком?
Карри вернулась на подушку, ладонь легла мне на плечо.
– Когда Черри спит крепко и видит сны, вокруг всегда такой звук, – объясняет она, – будто где-то рядом мчится поезд. Это у нее вместо мурлыканья. Черри почти всю жизнь прожила на железной дороге. Вокзалы, рельсы, поезда… Это ее даймены.
Атмосфера смешала в себе идеальные пропорции мистики и домашнего уюта. Гигантские каменно-песчаные руины в стиле Древнего Египта, мрак ночи (пусть и искусственной), чарующей красоты живой маяк в виде кошки, а теперь еще и железнодорожная колыбельная… Так хорошо, даже пить больше не хочется. Я отставил кубок.
Постепенно компания разделилась на компашки. Книжка с Пасьянсом играют в карты, Раунд переманил к себе всех служанок Фараона вместе с амфорой и блюдом, томно нашептывает им строки далеко не детского содержания. Хозяин призрачных кошек, впрочем, не возражает, ему не до того – воркует с Лампой. А мы с Карри в обнимку, лоб ко лбу, мои пальцы теребят ее локоны, водят по щекам…
Хочется остановить время. Пусть эта вечеринка длится вечно, застынет, как насекомое в капельке смолы. Пусть мир живет дальше, без нас, пусть пройдут тысячи лет. Лишь бы этот дивный сон не заканчивался.
– Какие милые у вас тут потемки, ребята! Прямо как в моем логове…
Голос вытянул из блаженного помутнения.
А когда я его узнал – протрезвел. Сквозь мозг пронеслась эскадрилья матерных слов.
На край сцены запрыгнули четверо. Все – сфинксы. Трое позади четвертого. Даже в человеческом облике я едва удержался от желания зарычать.
– Только тебя, сволочь, не хватало, – процедил сквозь зубы.
Того, кто возглавляет лысую банду, не узнать трудно. Темный плащ, воротник, круглые черные очки… Их чуть опустили, взяв за дужку, когти передней лапы.
Леон оглядел нас исподлобья. В улыбке блеснул клык.
– Не возражаете против нашего общества?
Глава 18. Стайная философия
– Возражаю, – ответил я.
– Оу…
Лапа, что придерживала очки, тут же переместилась на грудь, Леон издевательски переборщил с виноватым выражением морды, в черных линзах возникла пара кривых отражений меня.
– Кажется, в прошлый раз мы расстались не совсем по-дружески, каюсь! Я не проявил должного гостеприимства. Да и мои подопечные…
Качнул головой на троицу позади себя.
– …были не достаточно вежливы, надо признать. Социальное происхождение из низов дает о себе знать. Но, увы, они не выбирали, у каких родителей появиться на свет. Тем не менее, от их лица и от себя лично приношу глубочайшие извинения!
С лапой на груди и улыбкой, будто пойманной мышью, в челюстях Леон исполнил в мою сторону легкий поклон. А вот его сфинксы раскаяние не излучают. Даже фальшивое. Хвосты дергаются, три пары глаз косятся на меня, как уличная шпана на первоклашку.
– Узнаешь моих ребят, Риф?
Не могу сказать, что я именно узнал. Но сразу понял, о ком он. Когда трое держат тебя, пытают и смеются, уверенные в своей безнаказанности, забыть такое получится вряд ли. Даже если произошло с кем-то другим, как под мостом, где мажоры издевались над кошкой. Даже будучи свидетелем, я не смог остаться равнодушным.
А уж когда подобное случилось со мной, на крыше…
– Я только что водил их к Сехмет, – продолжает Леон, – но даже ей не удалось исправить то, что ты с ними сделал. Хлыст как огурчик, у него была только рана, а вот Сабрина и Мерлин… Видишь ли, ускорять заживление ран Сехмет может, а вот поворачивать вспять неизлечимые болезни – не в ее власти. Такое можно провернуть разве что на втором слое перемира, куда вхожа твоя рыжая подружка… Кстати, привет, Карри!
– И тебе не хворать, Леон, – ответила Карри. Сдержанно, но без враждебности.
– Сабрину мучает псориаз, у Мерлина в голове опухоль, – продолжает лидер сфинксов, – и по твоей милости, Риф, их недуги развились до крайней стадии. Сабрине лучше не превращаться в человека. Зуд такой, что кожу содрать хочется. Даже сейчас лапы трет до крови. Ну, а Мерлину вообще жить осталось… всего ничего.
Мой язык зашевелился, пропитывая каждое слово ядом:
– Они не слишком расстроятся, если я не стану делать вид, что сочувствую?