Вот это неожиданно! Дуэльный кодекс не обязывал произносить это. Да и говорил Талгат, не надрывая голосовые связки, чтобы покрасоваться перед трибунами. Это был душевный порыв. То самое изменившееся чувство ко мне.

Я знал, что ответить.

– Талгат Маратович, ты единственный курсант интерната, в бой с которым я предпочитал бы не вступать. И победу над которым я не считаю само собой разумеющейся.

Не так официально и пафосно, зато честно. Гимаев улыбнулся.

Реверансы на этом закончились. Последнее, что я увидел, как две медузы – что? медузы? – прыгнули мне на глаза и плотно прилипли к лицу. А, понятно. Поединок-то слепой. Я приготовился к бою. Защитный купол погасил звуки и тут я впервые услышал лёгкое, едва уловимое потрескивание. Загадка навыка Гимаева была решена. Боярин обладал эхолокацией.

Хитёр, чертяка! Но у меня тоже кое-что есть. Я чувствовал запах опасности. Запах, похожий на тосол, бензил, солярку и жжёный порох одновременно. Вот он, передо мной. Не сближается, зная, что в борьбе потеряет преимущество. Удар, ещё удар. Ух-ты! Я почувствовал, как запах разделился. Вот здесь концентрация – очевидно, корпус. Справа и слева аромат полегче – кулаки. Ох! Пропустил. Ага, это была нога. Их пока не чувствую.

Я увеличил дистанцию и побегал, чтобы восстановиться после пропущенного. Итак. Вот они кулаки Талгата, вот корпус. Вот сзади меня в небе ещё один корпус. Что?! Что за… Ух, пропустил! Я тут же ударил встречным и почувствовал, что попал. Не сильно, но Гимаеву досталось, и он отошёл. Появилось несколько секунд, чтобы исследовать новый запах.

Теперь я был уверен. Метрах в ста от меня, на пятиметровой высоте находился объект, запах от которого был сильней, чем от Гимаева. Сенсорика подсказала, что вот это «НЛО» опасней, чем опытный боец, который прямо сейчас лупит меня со всей силы. Запах медленно плыл по воздуху. Что же это?

Зонтик одуванчика! Перед поединком я заметил, что только малая их часть достигла трибун. Остальные одуванчики продолжали кружиться над зрителями, постепенно снижаясь. А что, если это последствия магии разума Ольговича? Хамелеон лопнул, но один из зонтиков сохранил в себе негативную установку на моё убийство? Ух, как завонял! Запах кратно усилился. Ни от ловушек, ни от самого хамелеона ничего подобного я не чувствовал. Организм кричал мне со всей дури, что главная опасность сейчас вне купола. Что я теряю время и нужно быстро спасать положение.

Тем временем Талгат Маратович пошёл в очередную атаку.

Потом Талгат допытывался до меня, как это произошло. Но я и сам не мог объяснить. Зато после этих легендарных четырёх секунд все в интернате признали, что перед ними, пожалуй, лучший боец в истории. Забавно, что моя контратака не сыграла значимую роль. Всё могло случиться гораздо проще. Но произошло так, как произошло.

Думаю, меня накрыла перегрузка чувств. Чёртовы медузы лишили зрения. Вонь от одуванчика вместо терпимого, а иногда и приятного запаха бензина превратилась в полнейший сюрстрёмминг. В теле накопилась усталость. Мозг дополнительно посылал сигналы, что проблема одуванчика важней, чем бой с Гимаевым. Это с Гимаевым! По версии Игната, напомню, вторым лучшим воином в истории. Ещё сам факт этого тупого поединка. Ладно тропа смерти. Но драка из-за баб? Точнее, из-за взбалмошности Юли. Потому что я-то знал, что Берта не при чём. И вообще, я собирался на пенсию, но которые сутки подряд пытаюсь выжить.

Короче, я психанул. Судя по ударам, Гимаев с помощью эхолокации «видел» всё отлично. Я же различал только запах корпуса и кулаков. В остальном полагался на боевой опыт. Поэтому моя слепая атака произвела такой эффект.

Я кинулся навстречу. Заблокировал удар, второй, третий. Увернулся от четвёртого. Талгат всё видел и бил качественно, но меня уже накрыло. Отразив атаку, я тремя быстрыми ударами «пробежался» по телу противника. Сначала отключил плечо: правая рука Талгата безжизненно повисла. Потом сбил ему дыхание, зашёл за спину и ударом в поясницу отключил ноги. Клянусь, никогда больше не смогу повторить эту серию приёмов закрытыми глазами, да ещё на такой скорости! Говорю же, психанул.

Гимаев не успел упасть, как я уже схватился за медузы, пытаясь сдёрнуть с себя чертовы шоры.

– Как их снять?!

Талгат не ответил, ему понадобилось время, чтобы прийти в себя. Я бросился к куполу, планируя сбить его. Дурацкая затея. Защитный купол устанавливают не для того, чтобы его можно было уничтожить ударами кулаков.

– Ловко, Модест Альбертович, – пришёл в себя Гимаев. – Надо признать, что…

– Почему я ничего не вижу?!

– Сейчас, – Талгат ещё не отдышался. – Мне нужно признать своё поражение. Сейчас. Я поднимусь на ноги… А что с ними?

Чёрт! Времени для объяснений нет. Онемение пройдёт минуты через три. Поздно! Не зная, как правильно, я для надёжности встал на колено, поднял руку вверх и заорал, что есть мочи.

– Сдаюсь! Я, Модест Альбертович Ермолов, признаю своё поражение в слепом поединке. Я проиграл! Победил Талгат Гимаев. Слово боярина!

Медузы моментально исчезли. Купол замигал и я, не дав опомниться притихшим, а точнее офигевшим трибунам, бросился в сторону опасности.

Завороженный зонтик завис над Букреевым-старшим. Мой крик о сдаче ввёл всех в ступор. Поэтому парень с девушкой, стоявшие рядом с Букреевым, перестали прыгать. Они пытались поймать одуванчик, но неожиданный исход дуэли отвлёк внимание. Этого хватило. Я заметил, как зонтик спикировал вниз и ударился об голову Букреева.

Две моментальные мысли. Первая. Ольгович телекинезом направлял полёт одуванчика. Неужели Рогнеда? Вторая мысль. Ничего хорошего касание не принесёт. Надо бежать на помощь, а потом разберёмся, что к чему. Во время забега я заметил, как голова Букреева задёргалась. Нет, не успею! Прыжки! Мне хватило двух. Я успел подхватить голову Станислава до того, как она в эпилептическом припадке разбилась о трибуну.

– Стас!

К нам подбежал Букреев-младший. Он наклонился над братом, но неожиданно бросился обратно, закричав, что есть мочи.