Клеменса с аппетитом поглощал наваристую похлебку и продолжал рассказ:

— Я их все это время сопровождал, не сильно приближаясь… Не заметили они меня!

— Молодые, или из опытных кто? — спросил Бруно.

— Не! Опытных не было. Молодые все, щенки! Сколько у меня возможностей было перещелкать их там, среди деревьев. Но — не стал. Команды не было!

— Это ты правильно сделал. Это ты молодец! — кивнул Бруно, — Не будем их лишний раз злить. Там еще через месяц нужно будет урожай собрать, так что… Пусть лучше тихо всепройдет! А ты, Клеменса, вот что… Сейчас пару днейотдохнешь, отмоешься, отоспишься. И нужно будет в другую сторону прокатиться — на границу со Степью. Хоть я и не жду пакостей от орков, но эта суматоха с караванами не ко времени. Мало ли что там наши клыкастые соседи надумают. Ну как купцов решат потрясти? А там и на нас поглядывать станут? Так что… покрутишься там, посмотришь, что к чему. Это, знаешь, где к степям дальний лес языком подходит? Вот! Только смотри внимательнее — там ирчи частенько кочуют. А ирчи — это тебе не тупые баронские дружинники, враз захомутают! Так что в саму степь не суйся, по лесу рядом побегай!

Клеменса улыбнулся и кивнул: похоже, такая жизнь была как раз по нему!

И не успел последний караван в степь пройти туда, как первый уже возвращался. И снова суматоха на две недели! Все это время Каннут старался на глаза приезжим не лезть. Занимался своими делами: тренировался, правда, вставать приходилось пораньше, чтобы прошмыгнуть мимо конюшни, где уже начинали возиться купеческие конюхи, выскакивал через калитку к огороду, а там — по тропинке и к лесу. Помогал девчонкам с уборкой в зале — уже после того, как караваны уходили в степь, возился на кухне. Даже перекусывал прямо на кухне, приткнувшись к столику у стены.

Да и смотреть в зале было особо и не на что — люди, много, шумно. Седрик его похвалил в этом:

— Нечего тебе лишний раз перед чужими мелькать!

Филип все-таки поделился со стариком своими сомнениями по поводу алеманского языка Каннута, и Седрик провел парню экзамен. Кан вроде бы понимал алеманский в сакском диалекте — с пятое на десятое, а когда начал отвечать на вопросы, то…

Старик пожевал губами и ответил на вопросительный взгляд Бруно:

— Шваб! На бошей — не похоже. Ну и совсем не похоже на сакский выговор. Или же алеманский, но куда-то ближе к Северным горам.

Были выработаны изменения в легенду Кнута Берга: по словам Седрика, были у него родичи, где-то на Севере Алемании. Внучатая племянница или как-то так, отданная туда в замуж.

— Слушай сюда, парень! Значит, родом ты из Грюнвальда — есть такой городок на севере провинции. Родных своих оттуда я и сам практически не знал, да и видел-то пару раз, не больше. Но внучатая племянница у меня там была вроде бы. Лет десять назад там поветрие было, много народа померло. Перемешалось все, как в таких случаях водится. Вот, значит… Ты — Кнут Берг, из Грюнвальда. В поветрии том родные померли, но тебя все же смогли сюда переправить. С тех пор ты тут и живешь, у меня. Понял ли?

Каннут пожал плечами:

— А какие-то подробности будут?

— Да какие подробности-то? Ты был совсем малым, пять лет, не более того. То есть толком ничего и не помнишь! Но язык, выговор то есть, уже прилип. Не думаю, что у нас тут будет множество постояльцев из тех мест — далеко это от нас.

Бруно подал голос:

— В Луке, у «черных», много алеманов.

— М-да… у «черных» алеманов много, это так. Да ему же не завтра в Луку ехать! Ничего, там и алеманы эти — разные, с разных земель и графств.

Как пояснили Каннуту, среди воинов гвардии маркграфа много выходцев с севера страны.

— Сам маркграф долгое время там и служил. Уже после свержения нордлингов, герцог Апии, нашей провинции, назначил нынешнего маркграфа на эту должность. А маркграф, в свою очередь, набрал к себе в дружину народ с севера. Ониему привычнее, чем здешние латины и эллы. Доверяет он алеманам больше, что, в общем-то, и правильно! Они здесь чужаки, маркграфу служат верно!

— А наш маркграф…

— ГосподинБрамонт — он с севераФранкотии, почти на границе с Брабантом. И это — хорошо, ибо он по характеру и взглядам ближе к валлонам и алеманам, чем к этим ублюдским галлам, или же — к южным франкам. И те и другие давно уже лижут зады остроухим. Правда, здесь у нас, в Лире, в провинции нашей, то бишь, очень сильны симпатии к галлам. Латины — они же, в сущности, те же галлы, хоть и говорят на другом языке. Ну — это ты с магом разговаривай на эти темы. Он у нас человек ученый, множество наук превозмог, много где бывал и где жил.

Филип же, начиная очередное занятие с Каннутом, разложил на столе большую карту, изготовленную из пергамента.

«М-да… о картографии, как науке, здесь представление только зарождается. Ни тебе масштаба, ни классификации местности и населенных пунктов, и топографические знаки — как боги на душу положат. Зато — красиво, не отнять! С завитушками да корабликами, маленькими человечками и зверюшками разными!».

Каннут присмотрелся — чем-то карта Террании напоминала запад Евразии в реальности. Но только напоминала, не более того! Различий было множество. К примеру, здесь отсутствовали Аральское и Каспийские моря, а вместо обособленного Черного моря, большое Срединное море имело очень немалый залив в своей северо-восточной части. Не было видно ни «сапожка» Италии, ни Балканского полуострова. Да и Испания, здесь — Иберия, вовсе не так сильно протянулась к югу. Гибралтара здесь не было — вместо узкого пролива Срединное море впадало широкой полосой в Великое море. Не было здесь и Балтики!

Тогда чем же Террания была похожа на Европу? Да вот теми же местами размещения здешних народов. На востоке Ойкумены — немцы всех сортов, на юге — всякие эллы, то бишь, если Плехов правильно понял — греки, вперемешку с ними — латины, то есть итальянцы. Примерно на месте Франции — все те же галлы, франки. Севернее их — валлоны.

— Посмотри! Вот эта череда гор — это так называемое Ребро! — показал маг на горную гряду, протянувшуюся с севера на юг, примерно на месте нашего Урала, — Горы эти — старые, а потому невысокие. К Ребру примыкают земли вольных баронств.