— Понятно. Но… я-то — при чем? — поднял бровь корнет.

— Ах да! Я все про себя, да про себя… Был у нас в слободке… Это когда я еще совсем девчушкой была! Был у нас в слободке дед один. Он, вообще-то, приезжий был, из казаков. Так все говорили. Что уж ему дома не сиделось на старости лет, почему он к нам приехал — того не знаю. Но… Скотину он лечил очень уж хорошо! Прямо вот… получше ученого лекаря! Но людей лечил неохотно, как уж его не уговаривали. Детей еще — брался, а вот взрослых — нет. Говорил, что по грехам и урок вам! Помню, деды с бабками называли его — характерник. Не знаю почему. Может, что характер у него был тяжелый, нелюдимый?

— Машенька! А я-то тут при чем? — снова направил разговор в русло Юрий.

Женщина вновь смутилась, чуть покраснела:

— Матушка моя рассказывала… что он братца моего младшего лечил наложением рук. Вот… Я и подумала, что вы меня так же… Испугалась я, ваше благородие! У нас в прошлом году женщина одна умерла. И ведь молодая совсем была, как бы не младше меня! А так вот — спину застудила, потом все почками маялась, отекла вся… В тяжких муках преставилась. Ей хозяин наш все лекарства покупал — морфий там, кокаин. Чтобы полегче ей было. Но — не помогло!

«Ну еще бы помогло!».

Плещеев раздумывал, что делать. Отказаться? Так вроде бы женщина поняла, что он что-то может, и отказ воспримет просто как желание покуражится, а то и цену набить.

«Сам дурак! Не хотел же раскрываться перед другими, а сам, что же сделал? Сначала — Некрас… Но тот — ладно, как подопытный кролик был нужен. Потом — горничная. Сейчас вот… Машенька эта! И купчиха уже тоже, да наверняка что-то себе на уме накрутила. А дальше что? Расползаться все эти слухи будут, как снежный ком нарастать. Х-м-м… Что же делать?».

Женщина, поняв его раздумья именно, как попытку набить цену, но с надеждой, горячо обратилась к нему:

— Вы не думайте, Юрий Александрович, у меня и деньги есть! Скопила я за три года. Пусть немного, но… все вам отдам!

«Ну вот — на тебе! Эти рубли, что она… к-х-м-м… да-да, именно «ей» заработала — все тебе предлагает! Возьмешь, ваш-бродь? А чего? Деньги же не пахнут? Да и на воплощение планов деньги нужны. Так что? Возьмешь?».

— Тьфу ты! — Юрий плюнул в сердцах, разозлившись на себя, прежде всего, — Ты мне это… брось! Я не про деньги сейчас думаю. Просто… понимаешь — не уверен я в своих силах. Не уверен! Да и… за один раз вряд ли тебя вылечить получится. Несколько раз придется лечить.

— А как часто? — оживилась Маша, — А то мне ежедневно-то отлучаться не получится…

Плещеев вспомнил слова Филипа:

— Не больше двух раз в неделю. Чаще просто нельзя!

Маша явно повеселела, но еще несколько… засомневалась:

— Так… Юрий Александрович! Но — как же без денег-то? Нехорошо сие. Всегда ведь доктора деньги за работу берут…

Плещеев отмахнулся:

— Я тебе уже все сказал! Не нужны мне твои деньги. Ты же их копила на что-то? Вот и копи далее. А плата… Плата.

Корнет усмехнулся, подчеркнуто плотоядно оглядев фигуру женщины:

— Благосклонностью своей заплатишь. Нет? Если нет — так я и не настаиваю.

Женщина вновь порозовела щечками, отвела взор:

— Так я и не отказываюсь же, Юрий Александрович! Я бы и так… отблагодарила. Вы мужчина молодой, видный. С таким-то красавцем — что же…

— Тогда… допивай чай, да пойдем в комнату. Мне тебе еще раз осмотреть нужно, повнимательнее. Да и приступим.

Поняв, что прозвучало это несколько двусмысленно, корнет немного смутился, и чтобы отогнать смущение, с усмешкой посмотрел на женщину и залихватски подкрутил ус.

Проводив Машу в свою комнату, заглянул в каморку денщика:

— Некрас! Сейчас пулей летишь в лавку, пока не закрылась, купишь там вина красного полусухого. На закуску там чего-нибудь — ветчинки, что ли… Ну — сам разберешься! А потом… дуй-ка ты сегодня ночевать к Авдотье под бочок.

Собравшись уходить, вспомнил:

— А подпоручик у нас сегодня где? Что-то не видно его было…

— Да он на батарее сегодня дежурный. Так что — не будет его! — усмехнулся старик.

— Вот и славно! Трампам-пам…

Когда Плещеев вернулся в комнату, то с некоторым удивлением заметил, что за ширмой, которая прикрывала кровать от входа, поспешно разоблачается Машенька. На женщине в этот момент были лишь панталончики и нижняя рубашка с рюшками.

«Х-м-м… как-то она… буквально восприняла слова — «приступим!». А цвет белья у нее… м-да… какой-то неприятно лиловый!».

Он подошел к замершей в смущении женщине и обнял ее со спины:

— Ты торопишься, милая… Не смущайся, все будет хорошо. Я тебя не обижу!