Шрифт:
— А я ангел! — добавила Серафина, вздёрнув подбородок.
— Бывший , — поправила Люцилла с ледяной вежливостью.
Василий вздохнул, как человек, которому уже до смерти надоели демоны, адские игры и бывшая невеста его клиента.
— Ну что, коллеги, похоже, нас только что…
Но он не успел договорить.
Магия Люциллы поглотила их, как волна накрывает песчаный замок — легко, красиво, беспощадно. Пространство рухнуло, и каждый из Адвокатов дьявола почувствовал, как их разрывают на части. Не физически — хуже. Магия Люциллы разрывала их суть, чтобы собрать заново, по своему образцу.
Последнее, что они услышали перед тем, как сознание начало уплывать, был довольный шёпот Люциллы:
— Приятных мучений, мои дорогие должники…
И мир погас. На короткое время. Чтобы потом возродиться снова, обернувшись во тьму. Глубокой, плотной, как смерть без надежды на воскрешение.
Василий очнулся не в теле, а в воспоминании. Не просто картинке — нет. Это было хуже. Это была его жизнь, вывернутая наизнанку, разложенная по полочкам боли и позора.
Он стоял в серой комнате. Серые стены. Серый потолок. Серое небо за окном. Даже лампочка моргала скукой. Он знал это место. Это был его дом. Его прошлое. Жизнь, от которой он убегал, даже не понимая, что бежит.
Скучная. Пустая. Бессмысленная.
Каждый день был копией предыдущего: работа, еда, телевизор, сон. Никаких целей. Никаких желаний. Просто существование. Он помнил, как разрывался между жизнью, которая его убивала, и страхом перед тем, что может быть хуже. Он не знал, чего хочет. Кем быть. Что изменить. Он просто... существовал.
И теперь эта пустота вернулась, чтобы его сожрать.
Глава 7
Люцилла добавила специй.
И его скучная жизнь превратилась в ад.
Стены сжимались, будто живые.
Кровать прогнулась под ним, как гроб.
В зеркале вместо лица — пустая маска, из глазниц которой сочилась густая, тёмная кровь.
А голоса… голоса шептали, проникая прямо в мозг:
— Ты никто.
— Ты ничего не значишь.
— Даже Ад тебя выплюнул.
— Ты не герой.
— Ты даже не демон.
— Ты просто ошибка.
Каждое слово вонзалось глубже лезвия.
Каждая секунда растягивалась в вечность.
Это были не просто воспоминания.
Это был суд.
Тем временем Асмодей, Малина и Серафима висели в невидимых путах магического пространства, будто трофеи на стене охотника. Их силы медленно вытягивались, словно кто-то наслаждался редким вином, смакуя каждый глоток.
Малина медленно открыла рот, наблюдая за мучениями Василия.
— Чёрт… — её голос дрожал от возбуждения. — Я готова кончить прямо сейчас. Чувствую каждую каплю его страха, каждую дрожь… — Она закусила губу, её пальцы судорожно сжались. — Настолько мокро, что аж противно.
Серафима, обычно холодная и невозмутимая, с отвращением отвела взгляд.
— Ты просто тварь.
— А ты — бывший ангел, — Малина оскалилась. — Значит, тоже опустилась до уровня твари.
В глазах Серафимы вспыхнул бледный свет — последние искры божественности, ещё тлевшие в глубине её падшей души.
— Мы должны ему помочь. Он там один. Если не вмешаемся — он сломается.
Асмодей казался спящим: полуприкрытые глаза, расслабленная поза, ровное дыхание. Но когда он заговорил, его голос был ледяным и чётким:
— Пусть мучается. Возможно твоя бездумная "инвестиция" станет нашим ключом к спасению.
Малина цокнула языком.
— Этого бы не случилось, расскажи ты нам все сразу.
— Может быть.
— Ты… ты вообще понимаешь, что мы хотели тебе помочь?
— Конечно. — Его губы дрогнули в подобии улыбки. — Но в первую очередь вы все равно думали о себе.
Серафима напряглась.
— Ты издеваешься? — её голос дрожал от ярости. — Ты, по сути, заманил нас сюда, обманул, а теперь заявляешь это?
— Именно. — Асмодей едва заметно улыбнулся, и в его глазе вспыхнул холодный блеск. — Боль — отличный инструмент. Иногда для мести. Иногда… для пробуждения силы. Когда человек сталкивается со своим самым страшным кошмаром, он либо ломается… либо становится чем-то большим. А гений умудряется совместить в своем плане и то, и другое.
— Ты хочешь, чтобы его душа разрушилась?! — в голосе Серафимы прозвучало отчаяние.
— Нет. — Демон лениво потянулся, будто обсуждал погоду. — Я хочу, чтобы она переродилась.