— Вы? — удивился Глеб.

— Как всегда я, — согласился тот и нервно дернув хвостом добавил: — Ведь кто-то должен позаботиться о вашей шкуре. Впрочем, вопросы потом, давайте-ка выбираться отсюда, а то атмосфера какая-то гнетущая, не люблю такую. У меня от нее аппетит пропадает, а кот без аппетита это что-то неправильное.

Глеб медленно поднялся, проследил что Анне помогает Кузьма Макарович и чуть спотыкаясь побрел вверх по ступеням.

Глеб поднялся на свежий воздух, сел прямо на траву. Старался дышать медленно и глубоко, чтобы очистить организм от дурманных испарений. Потихоньку сознание прояснялось, к миру возвращалась четкость, но пережитый страх ещё не до конца разжал свою ледяную хватку.

Чуть дрожащими руками Глеб достал из портсигара сигарету, с пятой попытки зажег спичку и прикурил. Наверху творился жуткий хаос, всё прибывали новые полицейские, выволакивали из подвала сектантов, запихивали их в фургоны. Окрики, вопли, суматоха.

Перед глазами до сих пор стояла картина, как один из этих сумасшедших ублюдков подносит чашу с ядом к губам Воронцовой и ещё секунда-другая… Глеб поморщился, растер виски, поднялся на ноги. Огляделся. Двое дюжих городовых тащили под локти Куропаткина, который от страха, кажется, вовсе перестал чувствовать ноги.

— Этого сюда! — крикнул Глеб, швырнув сигарету в сторону.

На лицах городовых читалось, что они сами готовы растерзать Куропаткина, но подвели задержанного ближе и отпустили.

— Что было в той чаше, из которой вы хотели напоить Воронцову? — прорычал сквозь зубы Глеб.

— Мне… мне нужен адвокат.

Глеб схватил его за воротник и встряхнул так, что у Куропаткина лязгнула челюсть.

— Слушай сюда — адвокат покойникам не нужен. А ты, как мне кажется, очень на это нарываешься?

Ярость накатила обжигающей волной, застилала глаза красной пеленой, а в ушах гулко пульсировала кровь. Он почувствовал непреодолимое желание врезать кулаком в эту жалкую крысиную морду. Вмазать так, чтобы хрустнули зубы под кулаком. Глеб прерывисто выдохнул, хрустнул шеей. Нужно держать себя в руках. Куропаткин, казалось, прочитал по его лицу, насколько близко тот был к срыву. Он весь съёжился, втянул голову плечи, затрясся.

— Что? — прошипел Глеб. — Теперь не такой смелый, без своего балахона? Слушай сюда, я тебе поясню ситуацию. У тебя есть два варианта. В одном случае ты сейчас будешь отмалчиваться, тогда нам придется вызывать прокурора, который своей магией выдавит из тебя всю правду, до последнего слова. Всё, вплоть до того, что ты в детстве на завтрак ел. Мы все равно узнаем обо всём, чем вы тут занимались, только на суде это будет расценено самым некрасивым образом. И светит тебе и твоим чокнутым дружкам виселица. Отправитесь всей кодлой проверять, можно ли в посмертии изучить другие миры. В другом варианте ты сейчас, подчеркну, здесь и сейчас рассказываешь всё, что там у вас происходило. Тогда, может быть, врачи действительно сочтут тебя буйнопомешанным и ты ещё немного задержишься в этом мире. Тебе всё понятно?

Куропаткин заозирался на городовых, будто те должны были защитить его как-то от таких перспектив, но никакой поддержки не нашёл.

— Повторяю вопрос, — Глеб снова встряхнул его за шкирку. — Рассказываешь или будешь ждать, пока из тебя всю правду по капле не выжмут?

— Я все расскажу, всё! Мы не злодеи! Вы просто не понимаете…

Не дав договорить, Глеб, держа его за шкирку, потащил в дом, толкнул в сторону стула.

— Садись. Рассказывай.

— С чего начать? — Куропаткин вцепился в стул так, как утопавший в спасательный круг.

— Говоришь, вы не злодеи? — Глеб стиснул кулак до хруста. — Что было в этом пойле, что вы хотели дать Воронцовой?

— Эликсир! — быстро выпалил Куропаткин. — Он бы помог ей прозреть.

— Меня от твоей чуши с «прозрением» тошнит уже. Говори так, что я тебя точно понимал, без всяких иносказаний. Она бы умерла, если бы выпила?

— Нет-нет-нет, — Куропаткин отчаянно замахал ладонями. — Мы годами практиковались, совершенствуя рецептуру! Смерть была крайне маловероятна, клянусь!

Он зря сказал это и тут же понял свою ошибку, увидел перекошенное от гнева лицо Буянова. Ещё мгновение и Куропаткин мог прощаться с передними зубами, но тут на плечо Глеба легла чья-то рука.

— Глеб Яковлевич, — услышал он спокойный голос Анны, — сейчас не самый подходящий момент демонстрировать, насколько ваш нрав соответствует фамилии. Возьмите себя в руки.

В припадке ярости Глеб даже не заметил, как из проклятого подвала наверх поднялась Анна, которую под руку держал Кузьма Макарович, а возле её ног тёрся Порфирий. Воронцова была бледна, по щекам ещё стекала маленькими каплями кровь, но как и всегда она держала спину идеально прямой, а голос звучал ровно, будто находятся они на светском приёме, а не в логове сумасшедших сектантов.