Избранного усадили в кресло. Голова его опустилась на грудь, как у спящего, и лицо скрытое капюшоном никак не выходило разглядеть. Но отчего-то Глебу стало чертовски важно кто перед ним. Он уже хотел нарушив круг шагнуть вперед, но словно предугадав его действия кто-то придержал его за руку.

Ведущий в золотой маске медленно опустил руки. Затем достал из складок плаща стеклянную колбу с бирюзовой жидкостью и подвывая на разные лады вылил содержимое колбы в чашу и вновь спрятал ее.

Зашипело, вверх взметнулся пар. Сладковатый запах удушающей волной мазнул по собравшимся, а золотая маска тем временем произнес:

— От земли к небу, от заката к рассвету, от вчера к сегодня, начни свой путь! — из недр мантии появилась небольшая золотая пиала, и главный зачерпнул ей из стоящей перед ним чаши, а затем стал обходить вокруг стула, приговаривая: — Сквозь пространство, сквозь время, сквозь плоть, воспари туда, где все начинается и все заканчивается! Да будет так!

— Да будет так, — троекратно прогудел в ответ ему нестройный хор голосов собравшихся.

Золотая маска подошел к человеку на стуле, встал позади него и обхватив пальцами левой руки подбородок избранного запрокинул его голову назад.

Шелковый капюшон соскользнул, открывая каштановые волосы, украшенные серебряной заколкой. Алебастровую кожу шеи и лба. Белая маска не позволяла разглядеть черт лица женщины, но Глеб и без того узнал бы её из тысячи.

— Анна! — крикнул он, вырываясь вперед. Точнее пытаясь вырваться. Его крепко держали с обоих сторон, не позволяя не то что бежать к Анне, а даже сдвинуться с места.

— Что же вы, Глеб Яковлевич, так всполошились, вы ж хотели увидеть ритуал? Так смотрите теперь. — Куропаткин противно захихикал.

А золотая маска даже не обратил внимание на них. Сверкнуло лезвие. Нож взвился над Воронцовой.

— Остановитесь! Вас всех ждет каторга! Она детектив полиции! — крикнул Глеб не сводя взгляда с замершего лезвия в руках жреца.

— Так же как и вы, не правда ли? — прошипел Куропаткин. — Да вот беда, никто не знает где вы, — он кивнул, как бы подавая знак.

Сердце билось в груди барабанным боем. Нож опустился и скользнул вначале по левой щеке Анны, затем по правой. Человек в золотой маске вновь начал подвывать, медленно ведя лезвием по шее к ямочке между ключиц.

— Отпустите ее, немедленно! — потребовал Глеб ощущая, как холодеют пальцы. Требования не имели значения, проклятый Куропаткин был прав, их тут убьют, и никто об этом не узнает. — Черт бы вас побрал, прошу, остановитесь, — взмолился Буянов.

Нож тонко клюнув пробил белоснежную кожу, и карминовая капля змейкой заскользила вниз.

— Я никому не скажу, что здесь было, про вас, Куропаткин, не скажу. Уходите, только отпустите ее, — шептал он, ощущая охватывающий его ужас. От дурмана кружило голову. Руки крепко держали и до револьвера было не добраться.

— Поздно спохватились, Глеб Яковлевич, нечего было совать свой нос в чужие дела, — огрызнулся Куропаткин.

Тем временем жрец обмакнул окровавленное лезвие в пиалу и повел им по кругу.

— Убейте меня! Она ни при чем.

— Всему свое время, — громко произнес жрец, как бы отвечая на просьбу Глеба. Положив нож в чашу, он надавил на подбородок Воронцовой и приготовился влить содержимое чашечки в приоткрытый рот.

Глеб зарычал от бессилия. Время будто остановилось. Вот первые капли упали на ее губы…

И в тот же миг зал наполнился новыми голосами.

— Полиция Парогорска! — заорал Кузьма Макарович врываясь в подземелье. — Никому не двигаться! Руки вверх!

А следом за ним появились десяток городовых. В зале тут же стало тесно. Люди в плащах и масках заметались, пытаясь укрыться, сбежать от представителей закона. Золотая пиала выпала из рук главного, расплескивая содержимое. Сам же он будто крыса кинулся в самый темный угол.

Глеб на ватных ногах хотел было последовать за ним, но сыщик опередил его. Раздались крики, ругань, шум борьбы и вот уже человека в золотой маске Кузьма Макарович выволок из укрытия, подбадривая пинками.

Глеб же покачиваясь опустился возле Воронцовой и дрожащей рукой похлопал ту по щекам:

— Анна Витольдовна, Анна, черт вас дери. Ну скажите что-нибудь, зараза…

Ресницы ее задрожали, и чуть приоткрыв глаза она мутно взглянула на Глеба и прошептала:

— Буянов, вы хам.

Глеб криво ухмыльнулся и хотел ответить, но почуял, что на это сил уже нет. Сев прямо на пол, он стащил с лица маску и отшвырнув ее прочь зажмурился.

— Нет, вы посмотрите, лишь бы поспать, в любое время, в любой обстановке. У вас, друг мой, не нервы, а канаты, — услышал он урчащий голос Порфирия.