— Старый лис разом пленил двух сильнейших воинов Чав-Чав, — пробормотала старуха, позволив себе согнуться и подбросить в затухающий костёр ветку. — Ещё он научил несколько Кетти странным техникам маскировки, одолел воительницу, которая на десятки уровней выше его, а ещё… — Старуха говорила медленно, внимательно следя за реакцией Укому. Зелёный лес в её глазах охватил пожар по другой причине, хотя и падение давней соперницы тоже внесло свою лепту.

— Укому, ты ревнуешь, верно? — Воительница впервые оторвала взгляд от огня и перевела его на старейшину. Более красноречивого ответа Олай и получить не могла. — Влюбилась, как глупое дитя, как… слабая, позабывшая о долге Кетти…

— Замолчи, Олай, — прорычала угрожающе воительница, — я уже внесла свою лепту, моя дочь сейчас в плену и наверняка умрёт после того, как Чав-Чав прознает о нашем нападении на их разведчиц. Подумай хоть немного обо мне, мне ведь тоже нужно думать о том, кто после моей гибели продлит род Укому.

— Одни беды из-за этих самцов… — Нагибается вновь за ветвью старуха, но в этот раз Укому сама склоняет голову и спину, кинув целую охапку хвороста. — Можешь воспользоваться им после моей дочери. Давай будем честны: именно она, следя за Агтулх, заметила постоянные бугорки на её одежде.

— Так может заставим его раздеться? Пусть ходит как мы, не скрывает красоты от посторонних. Тогда ничто не скроется от глаза Кетти.

— Нельзя, — говорит Олай. — Он лысый, с него, и сучок этого небесного племени, кожа быстро слазит, иногда и с кровью, мясом. Если разденем, корень может засохнуть, пострадать, и что тогда?

Укому задумчиво кивает головой. Об этом она не подумала.

— Не переживай за зря, молодая воительница: твоя дочь ещё жива, враг не знает о нас и об старом, хитром лисе, — вернувшись обратно в своё удобное кресло, что выпало с небесной птицы, говорит старуха. — Он очень силён, хитер, а самое главное — он в восторге от племенем Кетти, а наши самки в восторге от него. Может, мы ошиблись, и именно это — Агтулх?

— Нет. Его корень в ещё худшем положении, чем у нашего старика. Слишком стар, а когда в поединке дернулся и повредил спину, так ещё и двигаться не смог какое-то время. Я бы с радостью хотела помериться с ним силами в молодости. Но сейчас, даже при всех навыках и его хитрых уловках, мы на недосягаемых друг для друга высотах.

— Значит, вы уже провели поединок? — Ожидая чего-то подобного от жадной до собственной силы Укому, спросила Олай.

— Да, три дня назад, до Агохлу и Онохо, я предложила, он учтиво согласился. Без свидетелей. Тяжёлый противник и в весе, и в опыте. Но мой уровень почти что сотый, а его, на сколько знаю, сейчас вроде бы четвёртый. Он танцевал со мной, не упуская момента облапать, пытался завалить, использовать вес моего собственного тела. Неудивительно, что молодые самки ему проигрывают. Хотя, как по мне, они просто не понимают, с кем имеют дело, жалеют того, кто умеет, и уже много раз убивал. Я в любой момент могла сломать ему любую из костей или перегрызть горло, он знал это, и всё равно пытался. Достойный самец и отец весьма недостойного Агтулх…

Вновь лицо воительницы скривилось:

— Тот молодой самец, собирается использовать власть вашей дочери. Хочет подложить её под себя, влюбить, а после — дорваться до власти.

— Ха-ха-ха-ха… — Старуха рассмеялась, шлёпнув себя по коленям. — Лучшего самца и пожелать нельзя, да? Представь, сам в объятья моей милой сучечки лезет, хорошо, очень хорошо. А по поводу власти ты не переживай: у неё её нет. Черед правления нового выводка ещё не настал, старые сестры живы, здоровы и могут править дальше.

— Этот самец хитёр… — Как последний козырь в споре, выдала Укому.

— А ещё очень красив, — тут же ответила старуха, — настолько, что ослепил твои глаза, разум, и теперь ты с завистью смотришь на мою дочь! — Гневно ударила кулаком по мягкому подлокотнику Олай. — Не забывай, кому ты служишь, Укому.

— Не забуду, вторая мать, — склонив голову с извинениями, отозвалась воительница.

В двух километрах от поселения выживших.

Лёжа на плотной стопке пальмовых листьев, аккуратно укрытых современным пледом, Добрыня, сжав кулаками комки вырванной травы, болезненно постанывал. Массаж, который делала Ахерон, и вправду помогал спине, да только пекучая мазь, ещё и то с какими усилиями её втирали в больное место, доставляла старику невероятный дискомфорт.

— Ахерон, больно… — Когда руки девушки коснулись кресца, заскрежетал зубами дед.

— Такой грозный воин и такие детские жалобы, терпите, мы почти закончили, — плюхнувшись своей голой попкой на лопатки и вдавив в лежанку, говорит кошка. — Р-р, принеси шкуру, нужно согреть спину.

«Блять, и так жарко, ещё и эта шкура, лучше бы выпить дали…» — подумал Добрыня.

Покряхтев, завернувшись в тёплый мех, дедок вернулся к любимому занятию — наблюдению. Сколько бы времени ни прошло, сколько кошек он бы ни увидел, лицезреть полную наготу, движение и подрагивания каждого изгиба женского тела стало его любимым занятием. «Это вам не телевизор…» — радуясь тому, что ещё при жизни попал в рай, улыбался кошкам Добрыня. Хоть и был он стар, некрасив, груб и своеобразен в отношениях, местные его полюбили; он стал им хорошим другом, плохим любовником, а для охотниц — очень важным и опытным наставником.

— Уважаемый Добрыня, — сев рядом с Ахерон, обратилась к наставнику Мир-ри, та, что с трудом сегодня смогла отправиться в дозор и больше других была восхищена ловушкой старого Лиса, как прозвали Добрыню Кетти. — Почему мы оставили половину троп к поселению открытыми, а вторую маскировали, оставив наш запах? Разве это не странно?

Добрыня, отвлекшись от наблюдения за женскими промежностями, устало уткнулся лицом в покрывало:

— Дело в том, что вы, Кетти, обладаете острым, зорким глазом, на который и полагаетесь. Логично, что вы используете своё преимущество, однако с этим забываете о враге, который также имеет свои достоинства и недостатки. Вот смотри: ты, Кетти, зоркая, быстрая, гибкая, и перед тобой предстаёт два пути: один, открытый глазу, без маскировки, с явными, очевидными ловушками и вполне ожидаемой засадой в конце. Рядом с этой трапой другая, спрятанная, и найденная лишь благодаря случайности, оставленной кем-то из твоих сородичей, вонючая вещица. Повторюсь, тропа замаскирована, извилиста и при этом не имеет ловушек, а запах, исходящий от неё, навязчиво говорит о том, что вы, Кетти, использовали именно эту тропу, а не ту, опасную ложную. По какой ты пойдёшь?