Лишь к вечеру, с приходом прохлады, что нёс с моря разыгравшийся ветер, девочки стали остывать, а я добровольно вышел из своего шатра. Отложив в сторону деревянные шестеренки, которые пытался ножиком выковырять из куска дерева, в шортах и майке выполз полюбоваться невероятным видом. Мой холм, он, как резиденция какого-то короля, обладал прекрасным видом. Каменный обрыв, резкий, метров в девять высотой, порос зеленью, лозами, в опасной близости от себя имел целый ряд высоких лиственных деревьев, которые в любой момент могли рухнуть вниз. Подъём проходил вдоль всего склона, снизу бухта, белый песок, пирс, жильё простых работяг и местных сексуальных, постепенно раздевающихся женщин. А за жильём, там, дальше — необъятный океан, синева, что под светом опускающегося солнца выглядела красной, как самое спелое яблоко.

— Наслаждаетесь видом? — голос возникшей за спиной Укому не смог отвлечь от наблюдения за двумя большими красивыми птицами, парившими на фоне багряного неба. Луны разошлись, и теперь две огромные планеты, взяв в окружение и затмевая солнце, медленно поднимались на небосвод. Как они двигались, по какому принципу — не понимаю.

— Что-то случилось, Старший воин племени? — не оборачиваясь, с официозом спросил я. — Просто так вы обычно не приходите.

Кошка поровнялась со мной. Стала по правую руку. По её молчанию я чувствовал, грядущий разговор сулит проблемы.

— Алексей… — впервые назвала она меня по имени. — Или избранный богами Агтулх Кацепт Каутль, я разочарована. Кто бы знал, что проклятье — лишь отговорка…

Твою мать…

— Мир-ри? — закрыв глаза и кляня себя, спрашиваю я.

— А она знала? — удивилась кошка. А… Боже, что я наделал. Едва я оглянулся, желая возразить, хоть как-то за неё вступиться, как Укому, приобнимая меня, оперевшись на плечо, начинает хищно хихикать.

— Она до сих пор восстанавливается. Говорят, от вас, наша воительница уходила едва ли не на четвереньках, с дрожащими, расставленными в стороны ногами. — Выпустив когти, Укому постепенно опускает руку, запускает её в мои штаны, ближе к заду. — Она ничего не сказала о ваших возможностях, а вот соплеменницы человека… завывая на Онохо, сходя с ума, прося помощи, многое поведали. — Сжав мою ягодицу, лизнула ухо Укому. Мурча, нависая надо мной, она с угрозами, с голосом, свойственным истинной хищнице, вещала:

— Мир, в котором мужчины, самцы, бегают за самками. Мир, в котором самец — раб самки… божественный мир, рай, он и вправду существует, или существовал?

— Правда, такой есть. — Отвечаю я. Кошка в восторге, зайдя ко мне за спину, под штанами переместив правую руку к паху, запускает в мои трусы вторую кисть.

— Невероятно. — Опустив на мои плечи свои груди, она ухватывается за корень. — Значит, и то, что некоторые ваши самцы могут по два, а то и три раза за ночь, тоже правда. — Пальцы её начинают шалить снизу. Чувствуя её дыхание, поцелуи и касания грудей, отвечать не пришлось. Член мой встал, легенда разрушилась… Кошка победоносно смеется, затем её смех становится более коварным, хитрым. Поцеловав меня в щёчку, она начинает мурчать:

— Ты самый красивый самец из тех, с кем я когда-либо пыталась завести детей. Сейчас, вот прямо здесь, я бы с радостью раздела тебя, разрушила твою легенду и посадила на цепь. Заставив по первому же затвердеванию делать детей с Кетти. Однако… — пальцы её отпустили мой член, — если мы так поступим, очень скоро проверяющие Чав-Чав заподозрят, что мы прячем мужчин, и даже не одного, не двух, а целый выводок. Ведь ты, Агтулх Кацепт Каутль, человек, гораздо выгоднее и полезнее сразу нескольких наших самцов.

— Чего ты хочешь? — Спросил я, глядя через плечо.

— Чтобы ты стал моим послушным котёнком. Спал исключительно с теми, с кем я прикажу. — Положив руку мне на плечо, говорит Укому. — Видишь ли, беременность нынче в цене. Каждая из женщин хочет рождать верных себе и своему дому кошечек и не хочет увеличения выводка у тех, кто против неё. Понимаешь?

— Хочешь, чтобы я трахал исключительно тех, на кого ты укажешь?

— Трахал? — Округлёнными глазами, спросила кошка, а потом, облизнувшись, ответила: — Мне нравится это слово, нравится, как ты его произносишь с ненавистью. Да, пусть будет «трахал». Раз уж я знаю твою маленькую тайну, разок-другой в семь дней можешь выбирать, с кем спариваться сам, но остольные… Не знаю, сколько ты и вправду можешь раз, хочу, чтобы ты помнил, мои Кетти всегда будут в приоритете, их, по готовности, ты должен выбирать первыми. Иначе… — Выпустив коготок, Укому щелбаном разрезает тканевую веревочку с крестиком на моей шее. — Я буду мучить и убивать твоих самок, а начну, пожалуй, с самых молодых, кажется, ту высокую, похожую на Мир-ри, звали Катей. Плохо будет, если она с подругой одним вечером вновь нарушат наш приказ, уйдут в лес и не вернется.

— Я всё понял. — Отвечаю я. Сука, сам виноват, что всё так вышло. Слишком неосторожно себя вёл, идиот, да о чём я вообще прошлой ночью думал. Ещё и Мир-ри подставил, идиот, дебил, долбаёб.

— Ну-ну, не стоит корчить столь болезненную мордочку. — Взяв меня за бороду, став напротив, говорит кошка. — Хоть в вашем мире и принято недоценивать самцов, подставлять их, как это сделали ваши самки, но в нашем мире всё по-другому. — Целует меня в губы Укому. Поцелуй короткий, взгляд кошки после него слегка изменился. — Что с губой, почему рубец? Это Мир-ри?

— Сам. — Ответил я, и хвост Укому стал подобен щётке. — Причинять вред нашим самцам — то же, что вредить божественному корню. Дай знать, если кто-то посмеет взять силой, три шкуры сдеру.

Немая пауза; никак не отвечаю на столь «добрые» слова Укому. В то же время кошка делает вид, что это ей и не интересно:

— Ну, так сколько раз ты доставил удовольствие Мир-ри? Сколько раз она молила о пощаде?

— Трижды, перед тем, как у меня встал второй раз и…

— Что, у тебя за ночь встал трижды?! — Укому не сдержалась, воскликнула, привлекая ненужное внимание, а я… я почувствовал себя ещё большим идиотом, проклял себя и захотел провалиться под землю ещё глубже. О боже, сука, отрубите мне кто-нибудь этот блядский язык, пока я лично им не зарыл себя под землю. — Невероятно… ха-ха-ха, как же это возбуждает, что же она чувствовала, м-м-м-м… — Отвернувшись от меня, кошка поджимает под себя хвост и рычит. — Знаешь, я не жду правдивого ответа, но уже знаю, сегодня ты точно сможешь. Сколько раз? — Обернувшись с блистящими от интереса глазами, спрашивает Укому, как тут же за спиной её кто-то прокашлялся.