— Я Рабнир, самец. — Как-то прервавшись, не пойми почему и из-за чего, перешла на уважительный тон златоглазка.

— Какое красивое и сильное имя, Рабнир, мне нравится. — Впервые, из всех самцов, которых знала медоед, её имя хвалили не под гнётом и страхом силы, а просто так… Эмоции, очень странные, разжигающие внутри интерес, требовали ответить за столь необычные слова.

— Спасибо. — В третий раз в жизни поблагодарила кого-то Рабнир. — Ну… а теперь! Отпустите мою подругу, и мы уйдём!

— Нет. — Зачем-то сделав шаг вперёд, за своих защитниц говорит старик.

— Нет? — Понимая, что сейчас может совершить рывок, и никто этому самцу не поможет, оскалившись, переспрашивает медоед.

— Вы попали в нашу ловушку, окружены, нас больше, твоя подруга в бессознательном состоянии. Конечно же, я скажу «нет», или тебе есть чем нас удивить? — От тона старика мех на теле Рабнир поднялся дыбом.

— Конечно же, есть. Я могу снести тебе голову раньше, чем эти сучки выпустят свои стрелы. Хочешь проверить? — Перешла на угрозы златоглазая. Конечно, слова её — пустой трёп, быстрее стрелы она не добежит, но кошки ведь знают о чудовищной живучести медоедов. Значит, и понимают, что тот, кому они позволили оказаться на первой линии, — это слабое место.

«Кто в здравом уме подставит под удар самца? Они рехнулись, дуры?!» — Рабнир видела в том своё спасение и даже победу.

Словами своими она надеялась заставить самца пятиться, уйти за спину защитниц. Всё пошло не по её плану, когда тот сделал шаг навстречу, положил руку на свой длинный, тёмный клык, свисавший с пояса.

— Раз так уверена в своей победе, — поднял с вызовом лезвие старик, — так давай, один на один. Иди ко мне, и если сможешь выиграть, мы сдадимся!

Кошки набычились, зашипели, и медоед в тот же миг рассмеялась. Пару дней назад она уже проиграла самцу, но то лишь потому, что ей запрещали использовать когти, клыки, силу и насилие, а вот сейчас… Глаза её стали звериными; рассмеявшись в горло, поддавшись самым низменным инстинктам, она кричит:

— Я согласна, если ты согласишься дать пососать свой корень?! Только представь, ты и я, а они смотрят! Вот потеха!

— Ах ты тварь! — Воскликнула ученица Добрыни.

— Убьём её! — Кричит воительница Кетти, та, что, используя советы по маскировки Добрыни, смогла обмануть Чав-Чав и лично вырубить второго воина племени Чав-Чав.

— Тише-тише, — смеясь, успокоил всех дед, — я сочту за честь дать в рот той, кто меня одолеет. — Склонив в полупоклоне голову, мужчина. Это стало командой старта для медоеда. Преодолевая рамки разумного, дозволенного в скорости живому существу, используя способности, приобретённые в сотнях битв, медоед проскальзывает сквозь несколько ловушек, подножек и появившуюся, ожидавшую в засаде Кетти.

«Ты ждал, что я подставлюсь, хотел со своими суками ударить из подтишка, а не получится, я иду за тобой!» — выпустив корни, готовится к последнему рыку Медоед и… последний рывок, последний прыжок… нога её проваливается в маленькую, ничем не отличающуюся от земли, прикрытую старым мхом ямку. Стопа вонзается в острый кол, а колено, припавшее к боку ямки, в шип, торчащий из стенки. Медоед скривилась, дернулась, но лезвия с загнутыми в обратную сторону краями, вспоров часть плоти, не дали вырваться из ловушки.

— Ах вы… — Шипя, оглянувшись на поднимающуюся из ямы Кетти, оскалилась медоед, и в ту же секунду к горлу её приставили холодное длинное жало. То самое, которое сжимал в своих руках старый, лысый воин. Как и обещал, он одолел её, сильнейшую, быстрейшую, при этом сделал это без особых усилий, просто обманув.

— Хе-хе-хе, прости, сестричка. Я уже опробовала корни девяти самцов, и десятого видно не судьба… — Воительница медоедов закрывает глаза, ожидает казни. Но вместо удара по горлу, кто-то откидывает лезвие, перетягивает ей ногу тряпкой. То был этот старик, мужчина, что без страха спустился к ней в яму, заранее приготовленным куском чего-то прочного стянул конечность.

— Бой закончен, мы победили. Убивать таких красавиц не станем, взамен, я требую полной покорности. Согласишься следовать требованиям старика?

Медоед глядела прямо в старые, усталые глаза. Дедушка перед ней, запыхавшийся, уставший, а в взгляд его… Воинственный и добрый. Впервые она видела такие глаза.

— А… ну… — Сердце Рабнир ёкнуло второй раз за семь дней. С непокоримым самцом пришёл ещё и умный, непобедимый. Мечтой для неё была возможность спариться с самцом, от такого же сильного самца. — А спариться с тобой… с вами, можно?

Мужчина с сильными, волосатыми руками и такой же грудью, громко рассмеялся. Смех его, тяжёлый, звонкий, стал прекрасней любой из песен что слышала Рабнир.

— В очередь, кошечка, таких как ты много. — Освободив ей ногу от лезвий, закидывает медоеда себе на плечо старик, а после несколько раз соблазнительно шлёпает по голой попке говорит:

— У меня есть кое-кто, кого я могу тебя предложить…

Олай Дав-Вай сидела напротив своей самой сильной, самой преданной и надёжной воительницы. До сегодняшней ночи их с Укому всегда разделял лишь вечерний костёр, исходящий от него жар. Но сегодня произошло то, чего никто не мог предвидеть. Их скрытое селение обнаружили, а с этим произошло немыслимое: