Шрифт:
— Знаю, отчего б не знать, — бодро ответил он. — Поможете донести поклажу, у меня и ляжете.
Он внимательно нас оглядел и остановился на Адель, которая жалась к матери. Взгляд мужичка вдруг потеплел, и на губах мелькнула улыбка.
Быстро скинув хворост мне в руки, он шустро засеменил по тропинке.
— Я же один уже давно живу, старуха моя померла, дети все разъехались. Дом хоть и небольшой, но места хватит. Выделю угол.
— А помыться можно будет? — спросил Виктор, глянув на жену.
— Конечно, ток дрова нарубите, да воды натаскайте. А то я стар для такого.
От этих слов у меня всё тело зачесалось. Привык каждый день душ принимать, да в горячей воде плескаться. А тут вторые сутки из штанов не вылезаю. Всё же, как быстро начинаешь ценить блага цивилизации, когда их нет.
До нужного дома, а точнее сказать, хлипкой хибары, мы дошли минут за сорок. Кривой забор, покосившаяся крыша, сорная трава до пояса — если бы мужичок не зашёл уверенно во двор, я бы решил, что тут никто не живёт уже лет десять.
Мужичок представился Армеем, показал все удобства, которых тут не было, и наши спальные места. Точнее, две здоровенные лавки, что мы отдали матери с ребёнком. Мне же и Виктору, как мужчинам предстояло лечь на пол. Перспектива не самая приятная, так что переглянувшись, приняли единогласное решение спать в сарае, что приютился позади дома.
Армей рассказал, где можно взять воду, и где найти топор для дров, а сам куда-то смылся, с крайне загадочной улыбкой.
— Вы не боитесь, что он нас сдаст за ломоть хлеба? — спросил я Виктора, который уже брался за чурбачки.
— Нет. Не факт, что он нас вообще узнал, да и знает о том, что нас ищут, деревня-то на отшибе. Да и коль так, то есть ещё одна сторона медали. Он хоть и одинокий, и денег у него нет, но под козырьком дома висит плашка с битвы, что гремела здесь семнадцать лет назад. Плюс ранение у него в спину, поэтому и ходит так. И он точно понял, что я тоже на войне был. Такое с ходу увидеть можно по тому, где и как у меня меч на поясе висит. Это боевое братство, что дороже кровного. А такие люди ценят честь куда больше денег и даже жизни. Так что здесь мы в безопасности.
Я в очередной раз удивился внимательности Виктора. За час успел выяснить столько всего! А мне на глаза попалось лишь то, что дом через пару лет сгниёт до основания.
Пока Армея не было, мы успели наколоть дров и принести воды. Ещё я взялся скосить траву, которая мешала ходить, да подпёр яблоню, что упиралась веткой в дом.
Сирень тем временем тоже не просто так сидела, а успела выстирать и высушить наши с Адель куртки и даже кое-как залатать разрез подмышкой.
Убедившись, что стены сарая достаточно крепкие и без дыр, мы с Виктором поставили туда бочку, наполнили её водой и дали маме с дочкой привести себя в порядок. А сами сели у крыльца, дожидаться Армея.
Когда он вернулся, я уже успел подбить скошенную на один край дверь и маялся от безделья.
— Удружили, гости дорогие! — он придирчиво осмотрел мою работу и зацокал языком. — И траву скосили, и дров нарубили, да ещё и мелкий ремонт сделали. А я вот тут вам покушать принёс.
Он развернул приличных размеров мешок и достал оттуда хлеб и горшок с чем-то безумно ароматным. То ли каша, то ли суп, то ли всё, вместе взятое. У меня от такого аж желудок свело.
— Спасибо, Армей, — сердечно сказал Виктор.
— Это ещё не всё, — он порылся в кармане и достал разноцветные бусы. — Дочке вашей.
— Как же мне вас благодарить за такие подарки? — Виктор с интересом смотрел на бусинки. — Ведь не простые они, да?
— Работа старой школы, — рядом с ним появилась Сирень. — Защита, спокойствие и удача, я правильно поняла?
— Всё верно, дочка, всё верно, — усмехнулся Армей. — А ты тоже не так проста, как кажешься. И одёжа у тебя нездешняя, и лицом пригожа. Но спрашивать не буду. Ни к чему мне лишние знания. Кушайте, и спать отправляйтесь.
— А как же вы? — вдруг спросил я, впервые подав голос. — Разделите с нами ужин?
— Я уж думал, не спросите, — крякнул он, — у меня ещё яблочки есть. Проходите, не стойте на пороге.
Бусы уже перекочевали в руки Адель, которая сразу же их и надела. Проводив наших девушек за стол, мы с Виктором, пошли приводить себя в порядок. Как-то не хотелось принимать пищу в грязном виде, остался на мне ещё некоторый налёт цивилизации. Да и понимание того, что после еды меня разморит, и я буду абсолютно недееспособен — внесло свою лепту.