— Небось и отмылся? — спросил бригадир отрешённо.

— Может, — пожал плечами Тима. — А вы что, вчера не видели, начальник? Он же прощался со всеми.

— Тьфу! — сплюнул Толик. — Один умер, второй женился… Отвратительное отношение к труду. Безответственное! Значит, сегодня надо ударно потрудиться. Берите вёдра, лопаты — вперёд. Империя ждёт ответственного отношения к вторичным ресурсам.

Вся орава бомжей покорно двинулась к одной из бытовок. Я засеменил следом, стараясь не терять из виду Тимофея. Нагнал его. Было видно, что товарищ по несчастью хромает. Хотя ещё совсем недавно, утром, он ходил нормально.

— Нога болит? — спросил я.

— Ага, — буркнул Тима. — Наверно, подвернул, когда из вагона выходил. Сразу вроде нормально было, а теперь ноет.

Он ткнул грязным пальцем в область лодыжки. По характеру его ходьбы можно было предполагать весьма серьёзное повреждение. Тем и коварны суставы и кости стопы. Порой даже при необходимости срочного вмешательства пациент не чувствует сильной боли.

— Если есть бинт, могу повязку наложить, — предложил я.

— Само пройдёт, — буркнул Тима.

— А что нам нужно собирать?

— В одно ведро — металл, во второе — пластик, а в третье — стекло. Как наполнишь, подходи к ящикам, — бомж махнул рукой в сторону. — Если что интересное найдёшь, часы или кольцо, прячь глубоко. А то Толик найдёт и отберёт.

Я присмотрелся. Ближе к свалке располагалась целая вереница металлических контейнеров. Они были трёх разных цветов. Мы взяли по три ведра и лопате. Идти было нелегко. Почва (или что это под ногами?) — болотистая, ноги прилипают. Никаких перчаток, никаких респираторов или сапог нам не выдали. Тимофей всё так же хромал. Я начал шарить по безразмерным карманам своей куртки.

Почему-то решил заглянуть во внутренний. Ба, эластичный бинт! Он был в упаковке, совсем новый. Вот только пачка мне показалась странной. «Её Величества Новгородская мануфактура». Вот те раз! Какой там на дворе год? Невзирая на протесты товарища по несчастью, я отвёл его в сторону, усадил на какой-то ящик и освободил ногу.

Ну что я могу сказать? Доводилось видеть и похуже, но редко. Не буду описывать ужасающую картину равнодушия бомжа к личной гигиене. Скажу лишь, что ноги Тимофей последний раз мыл месяц назад — в лучшем случае. А вот травма была пустячной. Подвывих связки — мелочи жизни, если втереть мазь и правильно перевязать. Мне оставалось только второе, мази под рукой не было.

— Нормально всё, — сказал я Тимофею. — Кости целы, связки тоже визуально не повреждены.

— Во ты заговорил, — усмехнулся он. — Это ты где такому научился? По-русски скажи, а?

Я пропустил вопрос мимо ушей. Голова кружилась из-за неприятных запахов. Наверно, сама свалка выделяла газ, мне не хватало кислорода. Я чувствовал, как бешено молотит сердце, как лёгкие раскрываются широко-широко, силясь набрать воздуха. А ещё ко мне вернулось жуткое ощущение, что всё чешется. Тут, наверно, сотни видов паразитов.

— Вы чё тут, голубки? — услышал я неожиданно высокий голос позади.

Обернулся. Это был не Толик и не кто-то из нормальных работников свалки. Такой же оборванец, как и мы. Он стоял с тремя вёдрами, лопатой и смотрел на нас. Я тем временем закончил перевязку и помог Тимофею надеть сапог на изрядно увеличенную ногу.

— Лечит меня друг! — буркнул товарищ. — А ты чего вылупился?

— А ничего, — ответил незнакомец. — Ты зачем про Рухлядь натрендел с три короба?

— Просто, — ответил Тима. — Тебе какое дело?

— Говорят, что Рухлядь на опыты забрали, — продолжал бомж с высоким голосом. — Помнишь, месяц назад Косой пропал?

— Нет, — прохрипел Тимофей. — Всё, айда работать. Норма сама себя не сделает.

Но мужичок с высоким голосом всё не унимался и продолжал рассказывать, что «бродяг забирают на опыты». Тима несколько раз пробовал заткнуть болтуна, но тот упорно продолжать гнуть свою линию.

— Это кто? — спросил я.

— Как кто? — удивился товарищ по несчастью. — Ты совсем никого не узнаёшь?

— Ну хватит, — буркнул я. — Говорю же тебе, вообще ни черта не помню. Ни свалку. Ни Толика. Ни этих бомжей…

— Что за слово такое? — изумился Тима. — Красиво как звучит — бомж. Как колокол церковный. Господи, спаси.

— Что это за мужик с нами говорил? — продолжал я. — И куда исчезают голодранцы?

— Так это Баба, — ответил он, сделав ударение на второй слог. — Баба тут старожил. Уже лет пять крутится на свалке.

— А мы с тобой?

— Ну, ты где-то год назад появился, а я чуть раньше, — ответил Тима. — Всё, давай собирать.