— Говорю вам, ничего не помню, — пожал я плечами. Дальше всё было быстро.

— На.

Я не заметил никакого движения и не понял, откуда прилетел удар. Но он был сильным. Вся левая надбровная дуга горела огнём. Досталось и глазу. В руке худого полицейского была… Телескопическая дубинка. Он развернул её одним рывком, будто фокусник. Я заметил, как полицейский заносит оружие для ещё одного удара. Но его руку тут же перехватил… Аристарх.

— Ещё одна такая выходка, и я буду вынужден кляузничать Муравьёву, — выразительно сказал директор свалки.

— А ты кто такой? — гневно ответил ему полицейский, пытаясь вырвать руку. — Мать Тереза? Да я тебя, за сопротивление…

Аристарх резким движением оттолкнул от себя худого стража порядка. Тот дёрнулся к кобуре, но директор свалки вновь повторил свой манёвр. Он извлёк пистолет циклопических размеров. У полицейского просто отвисла челюсть. Рука, тянувшаяся к табельному оружию, замерла. Дверь «Петра I» распахнулась.

— Вадик, Вадик… — сказал второй страж порядка, подходя сзади. — Ничему тебя жизнь не учит. Ты почто на Аристарха Фёдоровича руку поднял? Простите нас, господин Карамазов. Сие есть отвратительнейшее недоразумение. Могу лишь выразить глубочайшее раскаяние.

— Держите своего подчинённого на привязи, — ответил Аристарх. — Ибо я за себя не ручаюсь…

Респиратор немного искажал голос моего спасителя. Земля плыла под ногами. Тёплая струйка крови ползла по виску, смешиваясь с потом и грязью. "Сотрясение?" - мелькнула профессиональная мысль сквозь туман боли. Надо обработать, но чем? Посмотрел на второго полицейского. Тот был крепким и широкоплечим. На плечах — погоны со звёздочками, но в офицерской иерархии я не разбираюсь.

Тот извлёк из кармана какую-то салфетку и протянул мне. Я аккуратно промокнул кровь. После этого второй полицейский, чавкая на мягком грунте, подошёл к телу Толика. Присел. Покачал головой.

— Его по голове ударили, что ли? — спросил второй полицейский.

— Я видел лишь один удар, — ответил Аристарх. — Вот этот нищеброд его снёс. Я видел издалека, а потому свидетель из меня, увы, никудышный.

Директор свалки небрежно махнул рукой в мою сторону. Нищеброд! Как обидно слышать такое. Впрочем, в этом обличье, должно быть, такое обращение можно считать почти комплиментом. Вадик посмотрел на меня с плохо скрываемой ненавистью. Он украдкой пригрозил кулаком и скорчил злобную рожу.

— А второй? — спросил высокий коп. — Тоже бил?

— Нет, — покачал головой Аристарх. — Он стоял в стороне. Насколько я могу судить, конфликт возник из-за какой-то мелочи. Анатолий не хотел платить двадцать или тридцать копеек. Вот этот бродяга ударил, а этот — просто стоял в стороне.

Толик потупил взор. То ли ему было стыдно, что он не при делах, то ли он в принципе боялся правоохранителей.

— Отлично, — просиял высокий полицейский. — А то к нам в багажник только один поместится.

— В багажник? — спросил я.

И, прежде чем, успел что-то подумать, на запястьях действительно защёлкнулись наручники. Но при этом… полицейские не спешили меня трогать. Просто смотрели будто я должен прочитать их мысли. Где-то во внутреннем кармане звенели монеты, которые я забрал у покойника Анатолия.

— Ну, давай, — сказал мелкий коп. — Быстро, пошёл. Рыбкой — оп. И внутри.

— Не пойду, — ответил я. — Людей нельзя перевозить в багажнике. Это нарушение правил дорожной безопасности. А ежели авария? Ежели машины загорится?

Полицейские переглянулись, а Аристарх расхохотался. Я только сейчас увидел, что Тима слинял. Под шумок. Должно быть, он уже списал со счетов своего старого товарища. Было немного обидно.

— Вот если бы ты не имел проблем с законом, ей-богу, взял бы тебя новым бригадиром, — сказал директор. Под респиратором не было видно, улыбается он или нет.

— Полезай в кузов, — сказал высокий коп. — Мы тебя всё равно в салон не возьмём. Или «Петра» потом придётся сжечь. Ты уж прости, убогий, но смердишь — аки чёрт.

— В том нет моей вины, — продолжал я. — Видите, на предприятии — ни душа, ни мыла, ни рукомойника. Я, между прочим весь день мусор носил!

— Да ты Цицерон! — вскричал Аристарх. — Я тебе дам ручку и карандаш. Пиши Матушке, пусть распорядится водопровод сюда провести. А меня — назад, в Петербург.

Полицейские улыбнулись. Меня удивляло, что запах свалки их нисколько не смущал. Высокий закурил, а мелкий так и продолжал делать странные жесты в сторону открытого багажника.

— Давай-давай, — требовал он. — Ныряй, быстро. Повезло тебе, заступника нашёл! А то бы тебе — крандец, слышишь?