Бомжи оживились. По всей вероятности, они решили, что речь шла о бутылке с горячительной жидкостью. Посмотрели на меня с укоризной. Мне же сразу стало понятно, о чём он говорит. Но я решил виду не подавать.

— Из общей бочки пить брезговал, — напирал Толик.

— А я терпел, — ответил. — Гони бабки.

— Всё, ты — уволен, — ответил бригадир. — Проваливай.

— Слышь, ты, морда! — заорал своим новым хриплым голосом. — Бутылку в своей заднице поищи, понял? Гони ещё сорок копеек! Тридцать — за труд, а десять — за моральный вред.

Бомжи начали испуганно переглядываться. Морда Толи вытянулась. С одной стороны, он был обескуражен моим напором. Должно быть, засомневался, действительно ли я причастен к пропаже бутылки. А с другой — решил не ронять свой авторитет. Где это видано, чтобы бесправный бомж требовал честности?

— Не хочешь тридцать копеек? — огрызнулся он и попытался их забрать. — Тогда проваливай!

— А я сейчас полицию вызову, — продолжал я, совершенно забыв, что нахожусь в чужом обличье в незнакомом месте. — Пусть взвесят тут всё. Проверят, сколько мы заработали. И сколько ты платишь нам по ведомости, а сколько — на руки.

Толик побагровел. Бригадир смешно глотал воздух, будто рыба на суше. Должно быть, слова он посчитал излишними. Потому как вытащил из-за пазухи плеть — самую настоящую, нагайку! Я такую видел только в фильмах про казаков. Толстяк сделал движение — плеть щёлкнула в воздухе.

— Здесь я полиция! — прохрипел он. — И царица тоже я! Усёк?

— Гони деньги, Толик! — рявкнул я. — Хватит воздух гонять.

Он отступил назад на три шага. Сделал молниеносное движение. Плеть выпрямилась и впилась мне в левую руку. Кожу пронзила жгучая боль. Хорошо, что на мне была надета бесформенная фуфайка! Она хотя бы минимально смягчила удар. Не помня себя от ярости, я бросился на бригадира. Я всё же сибирский парень, а не московский хипстер!

Он занёс руку, чтобы нанести ещё удар, но не успел. Всё же, плеть — не оружие ближнего боя. И поскольку во второй руке он держал монеты, то ничего сделать не успел и не смог. Резким рывком я поднял его и повалил на землю. И вдруг… Вдруг произошло нечто неожиданное.

Я ощутил покалывание в руках. Мне показалось, что воздух пропитан сотнями маленьких потоков. Они были белыми. Эти потоки устремились к моим кулакам. Те словно зарядились энергией. И когда Толик дёрнулся, нанёс удар по лицу. Бригадир тут же обмяк. Будто из него извлекли все силы.

Здоровяк с нагайкой стал задыхаться. Кожные покровы побледнели. На губах выступила пена, язык высунулся. Он что-то прохрипел из последних сил, но слов было не разобрать. Глаза закатились. Сердечный приступ, не иначе! Я мгновенно отошёл от своего обидчика, не забыв взять у него из руки оставшиеся монеты. Зарплата, как-никак. Ну-с, пора искать баню.

— Что здесь происходит? — услышал я чей-то взволнованный голос. — Драка? А что с Анатолием?

По рядам бомжей пронеслось слово «расход». Я услышал его отчётливо. В несколько секунд весь взвод бродяг испарился, будто и не существовал вовсе. Остался только я, Тимофей и незнакомец. А ещё — Толик, что лежал на мусорном грунте. Он подавал признаки жизни, но очень слабо.

— Жлоб двадцать копеек зажал, ваше высокоблагородие, — ответил Тима. — Начал руки распускать, поглядите-ка. И Сёмка его огрел. Сёмка у нас парень горячий. Бобруйский. Жлоб первый начал, ваше высокоблагородие.

Я внимательно посмотрел на незнакомца. Он носил некое подобие химзащиты, высокие сапоги, резиновые перчатки, маску. И всё же, у мужчины была выправка, которой не имелось ни у одного из обитателей здешнего места. Здесь он был чужим. Незнакомец нагнулся, снял перчатку и приложил руку ко рту Толика, пытаясь почувствовать дыхание.

— Дайте я посмотрю, — предложил я. — Так вы ничего не поймёте.

Тоже нагнулся, приложил руку к сонной артерии и… Тишина. Я сжал крепче. Пульса не было! Толик представился. Представился за секунды. Вот это новость! Я ведь ударил его аккуратно, совсем чуть-чуть. Наверно, сердечко уже и так было ни к чёрту. От стресса отказало. Жалость-то какая! (нет)

— Ой-ёй, — сказал Тима испуганно. — Как же это так? Умер дядька. Как же так? Покойник. Мать честная. Покойник — умер.

— Присядьте там, судари, — потребовал мужчина неожиданно спокойным голосом и указал рукой на некое подобие лавки у бытовок. — Я вызываю полицию. Не пытайтесь бежать — я вас запомнил.

И, надев перчатку, он неспешно удалился к одной из бытовок. Самой большой и аккуратной. Я тупо уставился на своего напарника. Всё же, в этом мире он опытнее.

— А это кто? — спросил я.

— Ой и балда ты! — сплюнул Тима. — Ой дурак… Ты Толю убил. Бежим!

— Ну нет, — начал спорить. — Я его не мог убить. Ты же видел, удар слабый был. Смотри, как у него губы посинели. Очевидно, что сердечная деятельность прекратилась.

— Ты по-русски говори, а! — возмутился бродяга. — Говорю, убил ты его. Убил. Погнали, давай!