Выставила её перед собой, как щит.

– Не подходи ближе, – мрачно предупредила я, – иначе я и по лбу могу зарядить!

Орландо уставился на сковородку, словно увидел её впервые, потом перевёл на меня изумлённый взгляд.

– Ты продолжаешь удивлять меня каждую секунду, Милена, – хрипло проговорил он, и вопреки желанию внутри меня что-то щёлкнуло при звуках его низкого бархатистого голоса. За это я страшно разозлилась сама на себя! – пожалуй, ещё немного, и я поверю в то, что ты там болтала про то, что это не ты…

– К делу, – процедила я. Сковородка в руках наливалась тяжестью, и запястья уже побаливали. Всё-таки ручки у Милены были слабенькие и нежные!

Рэйвенн словно почувствовал это. Он с усмешкой скользнул глазами по сковородке.

– Ты же понимаешь, что это меня не удержит? – вкрадчиво спросил он.

– К делу! – прошипела я, хотя в глубине души признавала его правоту. Это как попытаться остановить огромного зверя зубочисткой, блин! Осознание собственной беспомощности страшно раздражало.

– Когда я спросил, как ты сделала такой хлеб, – уже более спокойным голосом пояснил Рэйвенн, – я имел в виду то, как ты заставила меня почувствовать всё это.

Я непонимающе нахмурилась. Герцог вздёрнул бровь.

– То есть, ты пока даже не поняла, какой эффект производит твоя выпечка? – усмехнулся он. Я в полном шоке замотала головой.

– Ну… – нерешительно пробормотала я, – Люди говорили, что очень вкусно.

Рейвенн досадливо цыкнул и опёрся на прилавок. Наклонился ко мне, и я тут же попятилась.

– Говорили, – кивнул он, не сводя с меня тёмных глаз, – но дело в том, КАК они это говорили. ЧТО почувствовали.

И тут я поняла. Это он про галлюцинации! Кто-то увидел рощу, кто-то – дворик из детства, кто-то отправился гулять по лесу…

– И правда, – растерянно произнесла я, – но я тогда всё списала на излишнюю чувствительность и восторженность.

Рэйвенн покачал головой.

– Это твой хлеб, Милена, – безапелляционно отрезал он, – я тоже кое-что увидел.

– Ты?! – вырвалось у меня. Я уставилась на него во все глаза. Изумление тут же превратилось в горделивый восторг от самой себя.

Этот бесчувственный индюк всё-таки что-то почувствовал! Я знала, я сразу догадалась! Только решил виду перед всеми не показывать!

Рэйвенн кивнул и, оттолкнувшись от столешницы, выпрямился. Сложил руки на груди и уставился в пустоту перед собой; его глаза затуманились.

– Нанни… – неожиданно его голос потеплел, и в нём даже промелькнула нежность, – именно такой хлеб пекла моя няня в детстве. Мне тогда было пять лет. Её звали Хильда, но я звал её Нанни. Она была очень добра ко мне – рассказывала сказки, сидела со мной, когда я болел, а однажды кинулась в ледяное озеро, чтобы вытащить меня, когда я катался на коньках и провалился под лёд… мне тогда было пять лет.

Я смотрела на него, боясь даже вздохнуть. Неужели и у такого индюка было такое хорошее и доброе детство?

Неужели он кого-то по-настоящему любил?

Даже его лицо неуловимо изменилось. Куда-то ушла жёсткость и непреклонность, оно наполнилось светом, словно из-зпод маски сурового хищника на миг проглянул тот самый мальчик, который так любил свою няню…

Сердце защемило, и я удивилась этому ощущению. Мне что же, впервые стало жалко индюка?

– Я часто просил её испечь этот хлеб, – по губам Рэйвенна промелькнула усмешка, которая уже не была жёсткой, а, скорее, горько-ироничной, – она называла его Кёрнхенн – “Зернышко”, и часто добавляла в него ещё и тыквенные семечки – мне нравилось доставать их оттуда и есть отдельно.

– Ого! – не удержалась я, – спасибо за идею!

Точно! И как я только не вспомнила про тыквенные семечки! А ведь они придают хлебу лёгкий ореховый привкус и отлично сочетаются и с кунжутом, и со всем остальным.

Орландо вздёрнул бровь.

– Пользуйся, – пожал могучими плечами он.

– А что случилось с Хильдой? – осторожно спросила я, – Она ушла на пенсию?

И тут же пожалела о своём вопросе. Ледяная маска неприступной суровости вновь упала на лицо Рэйвенна.

– Моя мать выгнала её, – безэмоциональным голосом отрезал он, – сразу после того, как она вытащила меня из озера.

– За что?! – возмутилась я, – Она же спасла тебя!

– Спасла, – с горькой иронией хмыкнул Орландо, – а фамильный медальон, который соскользнул с моей шеи и утонул в том озере, она спасти не смогла. Как итог, Хильду выгнали, даже не дав долечиться – после ныряния в озеро она слегла с воспалением лёгких, а ей на смену взяли Говарда. Он стал моим гувернёром, и я его ненавидел.

Последнюю фразу он произнёс очень быстро и с неприязнью, словно хотел поскорее избавиться от этого воспоминания.