Воцарилась давящая звенящая тишина. Где-то вдали протяжно промычала корова.

Показалось, что окружающие превратились в статуи, шокированные моей дерзостью. Внезапно тишину разорвали хлопки: это аплодировал Эрнест.

– Браво, Милена, – одобрительно хмыкнул он, – не испугалась этого заносчивого гада.

Я прыснула, а “заносчивый гад” Орландо вскинул бровь.

– Этой оценки вполне достаточно, – ледяным тоном отчеканил он, – больше мне сказать нечего. Удачи, Милена.

И, резко развернувшись на месте, размашистым шагом покинул пекарню.

Стоило ему уйти, как напряжённая тишина лопнула, будто мыльный пузырь, и к хлебу со всех сторон потянулись жадные руки.

Мне оставалось только ошарашенно наблюдать, как члены комиссии хватают ломти и вгрызаются в них, изо всех сил хмуря брови и закатывая глаза.

Они словно смаковали каждую молекулу хлеба, пытаясь отыскать там хоть что-то запрещённое.

Где-то минуту со всех сторон неслось сосредоточенное чавканье, а потом один из членов комиссии вскрикнул:

– Но это же… это же божественно! Я никогда не пробовал такого восхитительного хлеба! Его вкус мягко и ненавязчиво раскрывается во рту, и, клянусь, я впервые не почувствовал его, а буквально увидел! Мне предстало бескрайнее поле, засаженное пшеницей, что уходит под самый горизонт, а прямо над ней, в небесной выси, поёт жаворонок!

Я остолбенела. Что? Нет, мне, конечно, приятно слышать такую похвалу в адрес моего хлеба, но чтобы настолько…

“А вдруг это побочный эффект?” – мелькнула в голове паническая мысль, – “Вдруг от хлеба, который поднялся и испёкся так быстро, возникают неконтролируемые галлюцинации?!”

От этой мысли я заметно напряглась. Может, отобрать у всех этот хлеб, пока не поздно…

Да, но Рейвенн-то ничего такого не увидел! Или его странное поведение как раз и было вызвано чем-то, о чем он нам не сказал?

– Нет! – вдруг донёсся до слуха ещё один вопль, и я аж подпрыгнула. Это кричал… Леопольд. Он лихорадочно жевал свой ломоть, совершенно безумно вращая глазами.

– Вам плохо? – подскочил к нему Казимир, – Вы хотите дисквалифицировать ведьму?

В его голосе звучало плохо скрывамое ликование, но, к его разочарованию, Бирюк только отмахнулся.

– Это было не поле! – восторженно выпалил он и торопливо сунул остатки хлеба в рот, – эшо быф фолнефный день! Кха-ха-ха…

Дожевав хлеб, он отряхнул крошки с сюртука и поправился:

– Это был солнечный день! Я увидел себя ещё совсем маленьким, я бегал по нашей усадьбе и срывал одуванчики! Да! Я чувствовал их аромат! А потом пуф! – Леопольд взмахнул руками, – Я сорвал один, который уже стал пушистым, и одним махом сдул с него весь пух! Обожал одуванчики в детстве…

Кое-что стало проясняться. Похоже, попробовав моего хлеба, некоторые видели своё прошлое или же просто какие-то пейзажи…

Я с волнением потёрла руки. Надо срочно прекращать это бурное излияние народной любви, иначе оно выйдет мне боком! Сейчас опять высунется Казимир и с криками про ведьму опять заведёт свою шарманку.

И на этот раз у него будет, к чему прицепиться!

– Господа, я очень рада… – деловитым тоном начала я, но мой голос потонул в водовороте восторгов других дегустаторов хлеба.

Палитра их видений росла и ширилась. Кто-то мысленно переместился в прекрасную цветущую рощу, кто-то отправился гулять по дивному саду, кто-то бродил по золотисто-багряному осеннему лесу…

И все сходились в одном – туда их привёл исключительно вкус и аромат хлеба.

– А и правда вкусно! – вдруг послышалось над ухом. Я вздрогнула и обернулась.

Эрнест подмигнул мне, дожёвывая свой ломоть.

– У тебя явный талант, – одобрительно сказал он, – я клянусь, такого вкусного хлеба ни разу не ел!

– Ты тоже что-то там увидел? – с подозрением осведомилась я, втайне улыбнувшись: похвала Грейхаунда почему-то была мне особенно приятна.

Эрнест прищурился и уклончиво ответил:

– Кто знает…

И этот темнит! Да что ж ты будешь делать с ними!

Тут кто-то подёргал меня за рукав. Я обернулась и увидела Элизу, позади которой маячил Маркус.

– Я хотела сказать, что это было очень вкусно, – смущенно сказала девушка, – я не верю, что ты ведьма, но я увидела дворик дома, в котором выросла. Увидела наш забор, увитый хмелем, и даже услышала маму, которая звала на обед… ведьмы не показывают такие добрые видения, так что уверена, что ты кто угодно, только не ведьма!

– Это мы ещё посмотрим! – прошипел откуда-то из угла Казимир, но молчащий всё это время Маркус грузно повернулся к нему и прорычал:

– Катись отсюда! Хватит портить жизнь госпоже Милене!