– Ваш хлеб выглядит изумительно, – с явным недоверием произнёс Бирюк, во все глаза наблюдая за мной.

Я кивнула ему, чувствуя, как губы уже задеревенели от того, что я их постоянно растягивала в улыбке. Дошла до стола и положила на него хлеб, отчаянно досадуя на себя за то, что так и не придумала нормального способа его остудить!

Может, еще немного время потянуть?

Тем временем члены комиссии обступили стол и с наслаждением вдыхали аромат. До меня донеслось их бормотание: “Изысканно! Тонко! Изумительно пахнет!”

Не скрою, услышать такое всегда приятно. Но ведь главное – каков хлеб на вкус!

– Я ни на секунду не сомневался в тебе, – воодушевленно заявил Эрнест, встав рядом со мной. Его могучая фигура отгородила меня от глаз Рейвенна, следящих за каждым моим движением, и я слегка воспряла духом, – ты здорово справилась.

Рейвенн молчал, только неотрывно следил за мной, и под его задумчиво-ледяным взглядом мне было ужасно неуютно.

– К слову, об этом! – вдруг подхватил молчавший доселе Казимир и повернулся ко мне. На лице у него тоже плавала улыбка, но она делала его ужасно похожим на змею, приготовившуюся напасть.

Осторожнее, Наталья, рявкнул мне внутренний голос, он опять готовит какую-то подлянку!

Но я не покажу, что испугалась, пусть внутри всё и вопит от паники. А Казимир… поможет мне потянуть время и остудить хлеб, вот!

Я расправила плечи, прищурилась и медовым голосом осведомилась:

– У вас какой-то вопрос, господин Грубер?

Казимир вздёрнул брови.

– Нет, что вы, госпожа Лави, – протянул он, – я просто хотел сказать, что мы все очень ждём возможности наконец-то попробовать ваш хлеб! Уверен, что на вкус он такой же восхитительный, как и на запах.

– Да! Да! Точно! Режьте его поскорее! – загалдели члены комиссии, придвинувшись ближе к столу. От меня не укрылось, какими жадными глазами они смотрели на хлеб.

Впрочем, не только они. Элиза и Маркус тоже несмело подошли, с сомнением поглядывая на меня и словно спрашивая, можно ли им тоже…

От этого стало в разы обиднее. Они мне так помогли, а я рискую угостить их совершенно некондиционным хлебом! Да что ж это такое-то?!

Всё, что я могла – это послать Казимиру полный негодования взгляд. Он знал! Он сто процентов знал эту особенность свежеиспечённого хлеба, как и то, что его нельзя резать сразу же после печки.

Знал, и всё равно настаивает на этом!

Видимо, все эмоции проступили на лице, потому что Эрнест с тревогой посмотрел на меня. Только отступать некуда. Придётся резать…

От меня не укрылось торжествующе-ехидное выражение глаз Казимира, когда я со вздохом взяла в руки нож. Похоже, ему не терпелось воочию лицезреть мой позор…

Ладно. Была не была.

Хлеб действительно испёкся на славу. Золотисто-коричневую корочку, словно бусины, украшали самые разные семечки, да и форма у хлеба была идеальной – красивая половинка шара. В процессе выпечки тесто поднялось равномерно и не просело.

К тому же, странное тепло, непонятно, откуда взявшееся в руках, тоже сыграло свою роль. Именно благодаря ему удалось добиться почти идеальной формы…

Как же жалко его резать!

Я не удержалась, и положила ладонь на хлеб, ощутив приятный жар. Нет, как бы я ни тянула времени, его всё равно прошло слишком мало. Вот-вот придётся нарушить всю эту красоту, и мои труды пойдут насмарку…

И вдруг вновь произошло что-то странное.

По рукам пробежала волна дрожи, словно меня ударил разряд статического электричества. Я вздрогнула, но руку не убрала: что-то удержало.

В пальцах появилось покалывание, какое бывает, когда дотрагиваешься до льда. Оно быстро распространилось на всю ладонь, и внезапно я отчётливо почувствовала, как тепло в хлебе пошло на убыль.

Словно я… словно моя ладонь выкачивала его, как насос!

Что за чудеса?!

Я потрясённо уставилась на булку и на всякий случай огладила её и второй ладонью.

Сомнений не было. Хлеб уже практически остыл.

Сердце взбудораженно заколотилось. Как такое может быть? Сначала мои руки греют тесто, а теперь – наоборот?!

Но времени и возможностей удивляться не было. Самое главное – то, что хлеб уже можно нарезать!

– Что вы там копаетесь? – недовольно окрикнул меня Казимир.

Я резко выдохнула, почувствовав, как с плеч словно свалилась тяжеленная глыба.

Повернулась к Груберу и остальным, вооружилась ножом и торжественно объявила:

– Прошу внимания, господа! С гордостью представляю вам мой хлеб!

На мгновение у Грубера на лице проступила снисходительная усмешка, но он тут же стёр её.