— Она всегда так сидела, если место было.

— ...и глядела в ящик. Не мигая. Она посмотрела подряд четыре ситкома, но ни единой шутке не улыбнулась. Когда я уходил на встречу следующим утром, она всё ещё была там, на футон. Заснула. Я потом позвонил. Митч сказал, что она ушла. — Джефф сделал паузу, хрустя коленными суставами и глядя в никуда. — Я... наверное, у меня настроение было хреновое, потому что я наорал на Митча по телефону, сказал ему, чтоб искал себе работу и какую-то профессию. Или пускай-де проваливает назад в школу. А когда я вернулся, его тоже не было. Он даже записки не оставил. Ничего не сказал. Я не связываю его исчезновение с пропажей Эми. Может, и вправду нет связи. Наверное, нет...

— Как это так вышло, что я об этом только сейчас узнаю?

— Потому что Эми просила меня не говорить. И потому что я знаю, что ты иррациональный ревнивец. Я хотел сказать, что в жизни пальцем её не коснулся, но если бы рассказал тебе, что она была у меня, ты бы меня всё равно изжарил на медленном огне. Ты можешь развестись с женой или расстаться с подружкой, а три года спустя всё ещё будешь её ревновать. Даже если это ты бросил её. как обычно и происходит.

Прентис сморгнул.

— Это касается друзей. Не выношу, когда кто-то из моих друзей спит с моими бывшими. Не знаю, отчего меня это так беспокоит, всё-таки экс есть экс, должна быть, но...

Телефон звякнул, Джефф подскочил и рванулся к столу.

— Алло?

Пауза. Он навис над телефоном, как гриф над падалью, совсем рядом с Прентисом.

— Где? Центр для несовершеннолетних? Господи. А какой? Он полез за карандашом и жёлтым отрывным блокнотом.

— Ясно. Спасибо. Спасибо, офицер, я...

Повесив трубку, он пожал плечами.

— Лос-анджелесская полиция не тратит время на телячьи нежности. Они просто вешают трубку, когда болтать больше не о чем. Кажется, Митч в ЦСН. При нём обнаружили препарат, оборот которого ограничен, и бла-бла-бла.

— По крайней мере, мы знаем, где он...

— Хочешь со мной? Посмотрим, удастся ли нам до него добраться. Может, я добьюсь, чтоб мне его выдали на поруки.

Джефф, казалось, расслабился и был даже счастлив, что брат в ЦСН.

Он уже выходил за дверь, когда телефон снова зазвенел. Оказалось, тот самый коп, с которым Джефф только что общался. Джефф выслушал и сказал:

— А какого чёрта вы не... Алло? Бля.

Джефф снова переключился в режим замедленного повтора: он вешал трубку, садился в кресло и принимался рыться в бородке медленно, точно его смолой залили.

— Ну что стряслось? — поинтересовался Прентис.

— Его увезли в госпиталь. А потом он из этого ёбаного госпиталя сбежал. Никто не знает, где он сейчас.

Констанс была девственницей, это уж точно. Подумав, Эфрам решил, что девственницей более чем в одном смысле.

Они сидели в нанятом Эфрамом гостиничном номере. Стандартном, за пятьдесят долларов в сутки. Эфрам полагал, что неразумно будет заявиться с девочкой к себе в кондо — вдруг кто увидит. А здесь пакистанцам, управлявшим мотелем, на всё начхать. Мотель был рядом с Оклендским аэропортом, «для взрослых»: это означало, что в телепакете есть порнографический канал. Констанс и Эфрам сидели рядышком на кровати, лениво потягивали вино и смотрели порнуху. Эфрам, собственно, только делал вид, что пьёт. Вино ослабляло его способности.

Она смотрела видео — замыленная камера как раз наехала на гениталии. Смотрела с широко распахнутыми глазами и в некотором смущении, но, без сомнения, счастливая, потому что он нажимал нужные переключатели в её мозгу. Она бы сейчас радовалась зрелищу вылезающего из канализации чистильщика, с ног до головы в говне, если бы Эфрам ей приказал.

Она была невинна в более сладостном смысле, чем Меган. Констанс даже порнухи прежде не смотрела, хотя, как, запинаясь, поведала девушка на первой волне психогенного возбуждения, ей как-то предлагали посмотреть «грязное видео» на вечеринке у друзей. Она отказалась, сморщив носик при мысли о том, чтобы смотреть, как взрослые люди на полном серьёзе имитируют совокупление, и отказывалась до сих пор. Она думала о мальчиках в терминах флирта, танцев, свиданий и скромных поцелуев, иногда почитывая подростковые книжки «про любовь», где под конец книги все поцелуи можно было по пальцам пересчитать. Она видела картинки мужских гениталий, и папочка отвечал на любые её вопросы о сексе — с медицинской точки зрения. Она знала, как заниматься сексом и не забеременеть или не подхватить болячку. Её интересовал и сам процесс. До сих пор он интересовал её не очень сильно.

Ах, подумал он, ей становится всё интересней и интересней.

Она едва вышла из детского возраста и, пожалуй, не имела шанса испытать подлинное желание, пока Эфрам не возбудил его в нейрохимической обмотке. Он использовал ассоциативную технику, которую отточил на девушках с Девятой по Пятнадцатую.

Это было так просто. Подвергаешь женщину положительной стимуляции, пока не выработаешь в ней сперва реакцию на визуальный раздражитель, а потом на физический. После того, как сексуальный контакт индуцирует достаточное наслаждение, субъект примется ассоциировать с предметом контакта любое удовольствие, и соучастие её в контакте станет всё более настойчивым и навязчиво необходимым. Даже бешеным — по крайней мере, пока всё не устаканится, миновав фуги возбуждения и бездны душевного упадка. Но и после этого из губки всё ещё можно выжать несколько капель, если как следует её стиснуть...