— Понял. А вот рубаху не стоило портить…

— Иди уже!

Пока Юрис ходил за холодной водой, Эдгарс продолжил измываться над рубахой. Разорвал её на десяток лоскутов, разложил их на кровати. Один из лоскутов пропитал жидкостью из второй колбы. Чуть плеснул себе на ладони и растёр.

— Сейчас будет щипать.

Разве я мог возразить? Нет, я продолжал молчать, наблюдая, как он тянет влажную тряпку к моему плечу. Мне показалось, что он крапивным веником принялся хлестать меня. Каждый тычок в рану — как укус сотни острых игл.

Я зажмурился, сжал губы.

— Терпи. Знаю, девочка, неприятно.

Юрис вернулся, держа в руках еще одно ведро. Как только он переступил порог, тут же принялся разбавлять кипяток.

— Вот, Эдгарс, как ты просил.

— Намочи тряпку. И подай мне.

И в этот момент меня чуть не вырубило. Пальцы старика скользнули в рану, издав чавкающий звук. По плечу потекла горячая струйка.

— Тряпку, быстрее!

— Вот, держи.

Влажная ткань коснулась моей кожи. Эдгарс аккуратно вытер вырвавшийся наружу сок разложений, стараясь не касаться раны.

Я замычал.

— Инга, терпи!

Пальцы погрузились ещё глубже.

— Тряпку, еще, — завопил Эдгарс.

Я мечтал потерять сознание, отключиться. Заснуть. Всё что угодно, лишь бы не чувствовать ужасной боли. Хотелось оторваться от сознания Инги, но боль крепко связывала нас. Меня охватил озноб, резко сменившийся судорогой.

— Держи её, — вопит Эдгарс.

Мои ноги сковало. Эдгарс навалился на меня всем весом. Моя левая рука вцепилась ему в плечо. Под адреналином можно пустить ногти глубоко под кожу, можно вырвать кусок плоти, если борешься за жизнь. Не знаю, было ли больно Эдгарсу, но он держался молодцом. Тяжело дышал, удерживая моё извивающееся тело, и только облизывал губы, шуруя пальцами в моей ране.

— Нащупал! Инга, потерпи, осталось совсем чуть-чуть!

Меня продолжало дико колбасить. Пальцы старика крутились в ране, словно он изнутри смазывал солидолом подшипник. Его жёлтые ногти цепляли вздувшуюся плоть, скребли кости. А потом он резко выдернул руку, словно удалил больной зуб, и меня охватила эйфория. Боль ушла, оставив после себя лёгкое пощипывание.

Рука Эдгарса была вся в крови. С пальцев стекали бурые струйки прямо на мою повязку на груди.

— Что это?

Эдгарс поднёс ладонь к глазам. Прищурился. Негодование перекосило хмурое лицо. Он покрутил извлечённый предмет возле носа.

— Это же… Но как?

— Эдгарс, что там? С Ингой будет всё в порядке?

— Я… — замямлил старик.

Он потерял дар речи. Я прекрасно понимал, что его смутило. И что он видит необычный наконечник стрелы. А тот самый, сделанный из тонкой шкурки больного грызуна.

— Инга? — Эдгарс взглянул на меня с надеждой немедленно получить ответ всего на одни волнующий его вопрос.

Я молчал. Меня и самого раздирали на части сотни вопросов, один из которых мучал больше всего. Сдаст он меня Борису?

Мои пальцы разжались, выпустив плечо старика. Прекрасный пиджак чуть помяло.

— Юрис, — Эдгарс сглотнул, — принеси мне водички.

— Хорошо…

Как только мужчина покинул комнату, Эдгарс наклонился ко мне. Злобы или гнева он не испытывал. Лишь абсолютное непонимание блестело на его округлившихся глазах.

— Инга, объясни.

— Я не помню…

Да, я соврал. Да и не было сил на охуительную историю со всеми подробностями. Пришло осознание, что я попал в ловушку. Крепко так угодил, и надо немедленно придумать, как из неё выбраться.

Видя моё состояние, Эдгарс отступил. Завернул наконечник стрелы в тряпку и спрятал её в сумку.

— Всему своё время, — сказав это, старик снова полез в сумку и обеспокоенно заявил: — Почерневшая плоть на твоём плече меня больше беспокоит.

Закончив елозить по дну сумки, он вытянул руки. Тонкие пальцы держали мешочек из грубой ткани, внутри которого оказалась стеклянная колба. Я подумал, что старик вновь будем меня поить очередной сранью, или зальёт рану лечебным средством, после которого дикий зуд может свести меня с ума. Но я ошибся. Всё оказалось куда хуже.

— Тебе повезло, — улыбнувшись произнёс старик, — я их собирал для своих экспериментов, но твой случай куда важнее!

Он поднёс колбу прямо к моему носу. Я присмотрелся. На дне стеклянной банки копошилась груда белых опарышей.

— Личинки кусачик мух, — заявил Эдгарс. — Питаются исключительно разлагающейся плотью. К чистой даже не притронутся. Так что, переживать тебе не о чем.

Эдгарс вынул тканевую пробку из колбы.

— Больно не будет, — сказал он, занося стеклянный домик опарышей над моим плечом, — но будет очень щекотно.