Я почти попал в её сети. Одно точное движение — и я труп. Но, быть может, мне осталось пару шагов до состояния — холодный труп на дне реки?

Лук валялся на берегу рядом с ногой Осси, но колчан был пуст — стрелы выпали и разлетелись во все стороны. Пока она пыталась взобраться обратно на высокий берег, я уже уплыл довольно далеко. Её фигура, размахивающая от гнева руками, быстро превращалось в маленькую точку.

Слабость обрушилась на меня в стократном размере. Я больше не размахивал руками. Так, вяло их вынимал из воды, в надежде хоть что-то нащупать ладонью. Я знаю это чувство — чувство безопасности. В этот самый момент твоя батарейка окончательно подыхает. Последние резервы, поддерживающиеся в тебе за счёт адреналина, сходят на нет. Я уже готов был отключиться, как мои пальцы вдруг что-то нащупали. Я ухватился. Сжал ладонь. Это была влажна ветка. То дерево, что ранее пронеслось мимо меня, я догнал его.

Когда дерево в очередной раз своими ветками коснулось берега, мы притормозили. Я сумел подтянуться поближе к стволу и обхватить его руками. Вроде, закрепился. Можно рискнуть, попробовать доплыть до берега. Рискнуть…

Веки налились свинцом.

Я содрогнулся от сковавшего меня холода. И батарейка окончательно сдохла. Инга отключилась.

А я продолжал прибывать в сознании. В полном одиночестве, здесь, в еще горячих кишках среди рыхлых фекалий, в которых я себя чувствовал как ребёнок в магазине сладостей. Остался в полном одиночестве. И в абсолютной неизвестности.

Я долго и упорно пробовал наладить связь с телом, изгалялся как только мог. Какую только дичь себе не фантазировал, но итог один — Инга молчала. Её сознание было живо, я это ощущал, но оно упорно молчало, спрятавшись от меня за глухой дверью.

В редкие моменты, когда молофья выходила из меня густым маслом, женское сознание разрешало мне к нему прикоснуться, но не более. И в эти секунды я мог открыть глаза. Увидеть тьму над головой, услышать шуршание реки, а потом снова полная тишина в эфире.

Я оказался взаперти. Чёртова клетка захлопнулась, сделав из меня ручного попугайчика; бестолкового и бесполезного, способного лишь повторять легко запоминающиеся фразы. Я томился в беспроглядной тьме, где мне иногда подбрасывали обглоданную кость. Я снова открывал глаза — тот же лес, та же река. Всё тоже голубое небо над головой. Мне повезло узнать, что в этом путешествии я был не одинок. Тот волк, что выволок меня из леса, что спас мне жизнь, плыл рядом. Он, как и я, зацепился за дерево. Мне хотелось так думать. Хотелось в это верить, но он всего лишь запутался в кустистых ветвях. Вода теребила мокрую шерсть, словно кистью рисовала на бумаге длинную, тянущуюся от самого горизонта волну. Он был мёртв. Голова скрылась под водой, а за торчащую из спины стрелу цеплялись проплывающие мимо листья и зелёные соломинки речной осоки. Он был похож на дохлую собаку, валяющуюся на асфальте под проливным дождём.

Сколько я здесь пробыл — никто мне не ответит. Я мог бы оставлять засечки на внутренней стороне кишок, но побоялся, что со временем на этих влажных стенах не останется живого места. Секунда, минута, час. Я не мог понять простых вещей — когда день сменялся ночью. Я бодрился только ощущением тепла, окружившим меня тёплым одеялом. Если всё вокруг начнёт вдруг остывать, это будет означать только одно — смерть. Смерть Инги. И что дальше — эти мысли я гоню прочь, как остатки кала сквозь своё длинное, как шнурок тело. А вдруг я умру раньше? Умру от голода или истощения?

Обычный человек мечтает о сытой и комфортной жизни. Но я уже давно не человек.

У меня вдруг родилась жуткая мечта. Гнусная и полная эгоизма. Озвучить её вслух — лишиться последней капли человечности, но мне никто не запрещал мечтать. Мечтать о том, что если тело Инги опуститься на дно и станет пищей для сотни обитателей реки, мне повезёт, и я окажусь в желудке одного из них. Хоть рака, хоть крохотной рыбёшки. Мечтать, как тело Инги путается в рыболовных сетях, её вытаскивают на берег. Предадут тело земле — и у меня есть шансы! А вдруг предадут тело огню? Успею я понять, что вокруг меня происходило?

Я мог только ждать своей участи. И мечтать.

И моя мечта сбылась!

Я услышал голос, детский. Раздался он в моей голове или в мозгу Инги — уже не важно. Мальчик испуганно кричал:

— Смотри! Смотри! Там девочка плывёт!

— Где?! — воскликнул мужской голос.

— Вон, папа! Вон, у дерева!

— Ох! Беда-беда! Куда ты полез, дурак! Река вмиг унесёт тебя прочь с моих глаз!

— Я смогу доплыть…

— Стоять! Быстрее сеть распутывай! Давай сынок, распутывай её!

— Папа, она уплывает!

— Да вижу. Давай, бегом за ней, вдоль берега.

Их голоса быстро утихали, и, когда моя надежда на спасение почти померкла, вопли прозвучали с новой силой.

— Догнали, сынок! Давай — давай, реще. Держи конец. Ага, молодец. Натягивай. Отойди! Дальше-дальше. Ну, жадного рыбака ни какая река не остановит. Уххх… Есть!

— Пап, ты поймал!

— Тяни давай! Так-так… молодец…

Мне стало страшно. Я мог попасть в руки кого угодно. Со мной могли сделать всё, что только можно вообразить. Но об этом я даже думать побоялся. Сейчас было важно — наладиться связь с безжизненным телом Инги. Необходимо любой ценой пробудиться. Хотя бы одним глазком взглянуть на людей, крутившихся возле моего тела. Обступившая тьма сковала моё тело, но разум продолжал бултыхаться крохотным огоньком свечи, даря надежду на спасение. Нужно разжечь огонь! Подуть так сильно, чтобы из остывающей искорки вспыхнуло жаркое пламя.