К тому моменту, как мы миновали центр посёлка, Кэт начала всё чаще сбиваться с шага и один раз даже рухнула в сугроб. Несмотря на выбившийся из-под шапки локон, который запыхавшаяся девушка настойчиво сдувала и раскрасневшееся от усталости лицо, она никак не хотела останавливаться на отдых. Только глотнула портвейна из заботливо протянутой мной фляги и тут же скривилась, измарав симпатичное личико гримасой отвращения.

Тем не менее, на привал мы всё-таки решили остановиться, облюбовав один из почерневших домишек, что был ближе всего к заметённой дороге. Это была просторная изба, слегка покосившаяся от времени, но всё ещё крепенькая, строили на совесть. О хозяйственности бывших жильцов свидетельствовала и обстановка внутри: огромных размеров печь, подошвы от сапог, стоящие в пыли возле входной двери. Как только мыши не догрызли? Здоровенная, размером с мою голову, икона святого Леонида в углу и несколько комплектов посуды, правда, деревянной. Судя по всему, бывшие обитатели не бедствовали.

Нам оставалось только поблагодарить их за полную чашу дома и, наскоро натаскав дров с лесной опушки, растопить печь. Огонь никак не хотел загораться, жалуясь на промокшую ель, чадил и плевался, всю избу заволокло едким дымом с острым, но приятным запахом. В конце концов, пламя всё-таки занялось. Наблюдая за тем, как его языки лениво облизывают чернявенькие поленья, мы немедленно потянулись к теплу, рассевшись возле печки полукругом. Едва ноги и пальцы отошли от окоченения, я, ещё чувствуя в запястьях мелкое покалывание, принялся за зайца. Пока сдирал с него шкуру, орудуя толстым ножом, Эдвин, пошарил по избе и вынул откуда-то три деревянные кружки. Предварительно потерев и сполоснув снегом, он накидал туда каких-то ягод, залил водой и поставил в печь для нагрева.

Уже через час мы сидели за столом и раздирали на части то, что осталось от бедного ушастого.

— И всё же, я хочу вернуться ко вчерашнему разговору, — невнятно произнёс Эдвин, рассеяно работая челюстями.

Я закатил глаза.

— Что вы опять от меня хотите услышать? Чтобы я обозвал крестьянскую байку крестьянской байкой?

— Не совсем. Хотел бы получиться пояснения такой категоричности.

Я взглянул на него тем взглядом, которым мастер обычно удостаивает ученика, несущего полную околесицу. И вытер руки об штаны.

— Эдвин, вы же умный человек. И вы должны понимать, что не все россказни о злых духах, демонических тварях и малефикарах действительно являются правдой. Когда заполошная деревенская баба прибегает в отделение Ордена и просит снять венец безбрачия — это смешно. Но когда эта просьба исходит от мага, надежды и опоры Гильдии, то это навевает на кое-какие мысли.

Эдвин улыбнулся своей обезоруживающе-дипломатичной улыбкой.

— Ну, насчёт надежды и опоры вы мне польстили…

— Давайте не будем друг другу врать, Эдвин. Вы явно не последний человек среди вашего магического сообщества. Да, я прекрасно знаю эту вашу отговорку, что все маги, мол, под Церковью ходят, служат только ей, Создателю и роду людскому, но это никогда не мешало вам играть в собственные игры. Притом на таком уровне, что тягаться с вами могла только сама курия, все эти короли и императоры не в счёт. И поэтому когда подобный вам человек вдруг срывается с места, уезжает в ночь, а на вопрос о причинах отмалчивается, это наводит на некоторые мысли. Но, как я уже говорил, вам я доверяю. Ровно в той мере, в какой вы доверяете мне. Я не лезу в ваши дела, мне ни к чему. Поэтому, пожалуйста, без лишней скромности.

Кэт смотрела на меня глазами полными одновременно и изумления и ярости. Судя по всему, милое дитя действительно тешило себя надеждами об аполитичности магов, служении людям и прочей благостной чуши.

О, сколько там открытий чудных…

Эдвин же, заметив смущение ученицы, аккуратно положил ей руку на плечо, и чуть пододвинул к себе. Одновременно отдаляя её от меня и успокаивая: «Я позже всё объясню». Вполне логичный жест с его стороны, неоперившихся птенцов нужно всячески оберегать.

— Хорошо, вы меня уели, — хлопнул ладонь по столу маг, выбивая из несчастной деревяшки сноп пыли. — Меня действительно можно назвать «важной фигурой». Настолько, насколько важен соглядатай или агент влияния. Но сейчас не об этом. Сейчас мы о Гарвеле и Бетке. И о том, почему гибель молодого человека не могла вызвать Дикий Гон.

Я устало вздохнул.

— Потому что это Дикий Гон. Не Вурдалачий король, для появления которого один идиот должен зарезать другого идиота, единокровного с первым. И даже не сорда, возникающая из души чернокнижницы. Это малефикар совершенно другого уровня. Сплав человеческой души и инфернальной энергии. Гомункулы, обличённые в доспехи и движимые лишь местью. Чтобы сотворить нечто подобное одной обиды за убитую невесту недостаточно. Нужны силы, нужны ритуалы, кровавые ритуалы, и, в первую очередь, нужны знания. Просто так, в чистом поле Гон не возникает, и именно поэтому этот малефикар невероятно редок и очень слабо изучен. У чернокнижников, которым хватит силёнок сотворить такое, есть куда как более практичные способы достижения цели. Огненный дождь вызвать. Или чуму наслать.

Я отхлебнул мутно-зелёного чая, заваренного Эдвином. Странный напиток. Травянистый, аж горло сводит, но не терпкий. После него во рту оставалось чувство свежести, словно разжевал листья мяты.

Никогда такого не пил.

— А Гензель и Грета? — внимательным хорьком поинтересовалась Кэт. — Там же тоже Дикий Гон был.

Я хохотнул.

— Интересно, а от кого это ты узнала, что у той истории для самых маленьких было продолжение? — я украдкой глянул на Эдвина, однако тот хранил невозмутимый вид. — Детка, Гензель кровь пил. Сперва той самой старушки-монахини, а затем и остальных жертв. Силёнок у него было достаточно, чтобы, после того как их с сестрой выдернули из нагретой постели Псы Создателя, оставить своим убийцам сюрприз. А затем кошмарить весь несчастный лирранский городок ещё целый год, разъезжая во главе демонических всадников.

— Я вам не детка, — в лучших чувствах оскорбилась Кэт.

— Верно. Но ничего из сказанного мной это не отменяет.

Ещё одним глотком я дал ей понять, что возражения не принимаются. Она была до смешного трогательна, когда злилась. Со всей силы сжимала узкие, как у ласки зубы, и топорщила светлые брови, чуть выдвигая их вперёд.

— А вам не кажется, — вкрадчивым голосом поинтересовался Эдвин, — что сейчас вы очень сильно напоминаете одного нашего общего знакомого?

— Не кажется, — отмёл я все подозрения, прекрасно понимая, о ком речь. — Тот идиот не хотел видеть очевидное. Я же не хочу верить в местную легенду, не подтверждённую никакими фактами.