Валор сделал мне приглашающий жест, прошёл вперёд по коридору, открыл дверь в тёмное помещение и зажёг электрическую лампу.

За дверью была хорошенькая столовая, как в богатом доме, совсем целая. С такой светленькой мебелью с гнутыми ножками, по перелесской моде, диван и стулья обтянуты такой пёстренькой весёленькой матерьицей в цветочек — дико это было видеть здесь. И дико было видеть, как здоровенный мордастый мужик в перелесской форме — не разбираюсь в их чинах, видно только, что младший офицер, золотые нашивки веточками — с закатанными рукавами, с повязками на руках, бледный, как свечной огарок, дрыхнет на этом диване в цветочек. Похрапывает. Ослабел после обряда, бедняжечка.

А второй, тощий шкет в офицерском мундире, как-то боком сидел на полу, прислонившись плечом к стене, шумно дышал, всхлипывал и трясся. Его руки связали за спиной, а на лбу, его же, видимо, кровью, была аккуратно и красиво нарисована закрывающая все выходы звёздочка.

Надёжнее всяких старинных серебряных кандалов, кто понимает. Так просто не сотрёшь.

И красивое же у него было клеймо! Я залюбовалась. Диверсанты, думаю, сразу поняли, что имеют дело с некромантом: у него не было носа. Не как у раненого, не как у человека, который перенюхал чёрного лотоса или пыльцы фей, не как у бедолаги, который подхватил любовную чесотку, а вообще не было, никакого, сроду. Не было даже следа ноздрей, гладкое место. При этом глаза навыкате и широкий рот с тонкими губами — и оттого в лице пленного, бледном до прозелени, то ли потном, то ли в слезах, виделось что-то отчётливо жабье. Тяпка к нему опасливо принюхивалась из-за моих ног, но не рычала.

Той же породы, что и наш драгоценный Ольгер. Кто-то из предков с лесной нечистью сблудил. Только последствия вышли хуже.

— Ты из Заболотья, что ли? — спросила я.

Он хватанул воздух ртом, еле выдохнул:

— Из Заболотья, леди. А откуда вы… — писклявый голосишко. Козлетончик, как у подростка. Хотя, похоже, лет двадцать есть.

— Интересно, — сказала я, — отчего это ребята Трикса тебя не грохнули. У тебя ж на морде написано, что ты некромант, они всех некромантов сразу пускали в расход.

— Я положил серых, леди, — сказал он и снова всхлипнул. — И позвал Стража… под пулемёты…

— О, как интересно… — заметил Валор.

— Помог им войти в цех, леди, — зачастил пленный, таращась на меня во все глаза. — Странные сущности, странные, эти «ребята Трикса», не чувствовал я их, не понимал, но они себя… вели, как люди… как живые люди… я им, как людям… я демонолог, леди. Да, из Заболотья! Будь проклято это Перелесье вместе с их драным королём, чтоб его в аду на пироги пустили! Сначала они подмяли Заболотье, потом князь Заболотский стал при перелесцах вроде холуя, потом налоги, потом давай им денег на войну, потом мобилизация… а мне из дому не выйти, на мне клеймо же, леди! А эти паршивые твари тех, кто с клеймом, в расход или на службу… Служить в столице — ещё туда-сюда, но здесь… я демонолог, леди! Учёный я, а не солдат! Но я хороший, чтоб я сдох, демонолог…

— Так ты собирался отмаливать то, что на них работал? — спросила я.

— Да сами пусть отмаливают! — взорвался пленный. Его трясло от злости и ужаса сразу. — Я умирать не хочу, леди, я прямо скажу. Я боюсь, не знаю, что будет с моей душой, да. Мне хочется всё привести в порядок, да. Я дал слабину, вот это вот всё… но в том, что они творили тут, в том, что эта адская шлюха творила тут, я не виноват! Я вас, рыбоедов… простите, прибережцев, тоже… в общем, вы не думайте, что… я не буду на вас работать, леди. Но вот то… что я сделал вашим этим… кадаврам-некадаврам… это, вы считайте, моя личная месть! Перелесские гадюки меня втянули, я им помогал рассчитывать этот портал… ну так я хотел помочь вам его закрыть, наподдать подонкам, пусть подавятся! Оккупанты сучьи! Если бы не ад у них за плечами, заболотцы бы им показали, почём варёная лягушка!

И тут он, видимо, уже основательно придя в себя, заметил хмурого Индара. И у него ещё сил прибавилось:

— О! — взвизгнул он в восторге. — Вы этого уродца тоже кокнули, леди?! Ну, вам сорок грехов простится, что убили срамного паука!

Индар просто духом воспрянул:

— Ах ты, жаба! Говорил я леди, что ты потенциальный предатель, болотное отродье! Все вы только и смотрите, чтобы урвать и смыться, склизкая сволочь…

— В постельке говорил? — ухмыльнулся пленный. — Это ведь твоего выродка она держала в лаборатории, да? Интересно, чем вы аду платили, чтоб рожала столетняя шлюха…

— Заткнись, жаба! — заорал Индар в ужасе.

— Да отчего же, — морда пленного сделалась страшной. — Будто я не в курсе, что эти выродки, кошмар этот адский — у ада вымолены, чтобы ему же и платить. Для таких дел пленные простецы не подходят, для таких дел Дар нужен, хоть и грязный, это все некроманты на службе понимали. Рожала недоносков, чтоб побыстрее обернуться, это тоже все знали, прекраснейший мессир барон. От тебя и от Галарда Сосноборского — хы, ему кадавр башку при мне отстрелил, так что в аду горит твой соперничек…

Индар весь перекосился. Я на миг испугалась, что он сейчас превратится в буйного духа, — но после всех наших приключений силы у него были не те. Хватило только на шипение:

— Вас, болотных пиявок, надо было не призывать, а в торф живьём закапывать, тварь поганая! Не хватило рук у государя качественно вычистить ваш языческий гадюшник!

Пленный дёргался, пытаясь встать, но ему было неудобно со связанными руками. В конце концов он встал на колени и с трудом поднялся на ноги — только потому, что, видимо, не мог стерпеть, чтоб Индар смотрел на него сверху вниз.