Шрифт:
Единственное, к чему она не могла привыкнуть, так это к страху. Это страх за мужа, детей и себя. Страх перед этими безумными бомбистами, что пропитывал и отравлял всю их жизнь.
Даже тогда, на коронации, она боялась, что кто-нибудь бросит этот адский механизм им под ноги, и их разорвёт на части.
Они заперлись в Гатчине и сидели здесь, как кроты, трясясь от страха. Она множество раз исподволь намекала мужу, что это неправильно, что требуются совсем другие меры, и что надо более жёстко подходить к этим убийцам. Но кто послушает слабую женщину?!
И она стала больше молчать, молиться и гулять с детьми, а Александр стал тоже больше молчать с ней. И стал больше пить.
И вот она сидит у постели своего пьяного мужа и не понимает, что с ним не так. Вроде всё так, но что-то ей не даёт покоя.
И тут она поняла!
Вскочив на ноги, она подошла к кровати супруга и сбросила одним движением с него одеяло, которым до этого его заботливо накрыла.
Перед ней на кровати лежал её супруг, и, судя по его причмокиванию и спокойному дыханию, ему было хорошо.
Да. С ним было всё хорошо, даже слишком.
Её благоверный супруг выглядел хорошо, слишком хорошо для человека, что последние годы не мог даже сапоги снять самостоятельно, так как пузо у императора было очень приличных размеров. А теперь пуза не было, а был аккуратный мужской животик. И было это настолько странно, что Мария Фёдоровна даже перевернула с огромным трудом своего тяжелого супруга набок и начала его ощупывать и осматривать. На всякий случай даже в панталоны заглянула, а то мало ли что ещё пропало? Но там было всё нормально, и царица в недоумении села обратно в своё кресло.
И через некоторое время поспешно встала и вышла из покоев Императора. Она поняла, к кому надо идти с вопросами, ведь две красивые женщины всегда найдут общие темы для милых сплетен, не то что эти грубые мужланы, не правда ли?
Мария София Фредерика Дагмар
Глава одиннадцатая
После попойки у Александра я вернулся в покои, куда нас с Элли поселили в Гатчине. Елизаветы Фёдоровны ещё не было, и я прямо в одежде рухнул на кровать, будучи изрядно набравшийся коньяку.
Александр пытался меня подпоить и вызнать, как творю чудеса и можно ли их поставить на поток.
Но какими бы габаритами ни обладал бы царь, а мага ему все-таки не перепить. Сашу буквально отнесли четверо слуг, а меня просто сопроводили, чтоб не запутался в местных коридорах.
Но с каждой секундой мне становилось всё хуже и хуже, волны боли захлёстывали меня и в какой-то момент этой пытки сознание моё отключилось. Видимо, до меня добралось отравление эманациями боли и смерти, которые вместо нормальной магии наполнили мой источник, когда находился в больнице и в столице империи, что буквально пропитана смертью…
Меня качало на волнах боли. Яд, что сидел до этого времени в сосредоточии силы, начал проникать в магические каналы и жечь их. Чувствовал, что меня будто пронзает изнутри, раздирая заживо и сшивая на живую.
И в какой-то момент моя личность будто бы растворилась в этой боли.
Приходил в себя я достаточно долго. Ощущения были подобны некоему тяжелому всплыванию из сновидения. Не мог понять, где я, кто я, почему мне так плохо и больно, так как болело буквально всё. Мне казалось, что болели даже волосы на бороде и кончики ногтей.
Но привычка взяла своё, начав структурировать информацию, которая была мне сейчас доступна.
Разобравшись со своей личностью, решил подать голос:
– Воды... – тихо прошептал я, и тут же моих губ коснулся поильник, и, открыв глаза, увидел повторение картины, что случилась со мной в поезде.
Елизавета Фёдоровна давала мне напиться воды, вид у неё был растерянный и очень озабоченный.
– Серёжа! Как ты нас всех напугал! Что с тобой случилось? Ты двое суток лежал и бредил, и у тебя был сильный жар...
– она меня о чём-то спрашивала и по временам вставляла неосознанно в свою речь немецкие слова.
– Мария Фёдоровна сказала, что вы праздновали излечение Императора? Но чем он был болен?..
Я смотрел на неё и думал, что если у нас родится девочка, то будет изумительно красива.
– Ты опять глупо улыбаешься!
– прервала мои мечтания возмущённая Элли.
– Вы с Императором пьёте, а я сижу и не знаю, что с тобой происходит!
Из её глаз покатились слёзы, и она их промокнула взятым из рукава платочком.
– Милая моя Елизавета Фёдоровна, - проговорил я ещё слабым голосом, - смотря на тебя, думаю, что у нас будут изумительной красоты дети!
– произнёс с улыбкой я.