Элли смущённо улыбнулась и чуть порозовела. Мы ещё долго разговаривали, к нам приходил Сашин лакей справиться о моём самочувствии, потом пришёл слуга от Марии Фёдоровны, тоже справлялся о моём здоровье.

А я лежал и думал о своём источнике. Он остался, и даже каналы были целы, их, конечно, прижгло, и они серьёзно болели, но главное - остались, а всё остальное поправимо.

На обед я не стал вставать, чувствовал в себе слабость после пережитого отравления. Элли сказала, что это коньяк и зря я его столько пил, разве можно сравниться в этом с Императором?

После обеда пришёл Саша, выглядел он бодро, настроение у него было явно отличное, и энергия била из него ключом. Но, увидев меня, он чуть растерялся и стал более сосредоточенным. Мы чуть пообщались втроём, а потом он очень тактично попросил Элли оставить нас наедине.

– Что с тобой, Сергей?
– без всяких обиняков спросил он у меня.

– Ты троечник, Саша, -сказал я тихо и улыбнулся, - плохо учил естествознание, брат. Если что-то откуда-то убыло, то обязательно куда-то прибыло. Стой! Не придумывай себе ничего! Это мой выбор. Просто таковы законы Творца, - негромко произнёс я.

А Александр тем временем начинал себя морально накручивать.

«Давай, братец, накручивай себя. Ты мне должен, и должен много», - думал я и строил планы на своего простодушного родственника.

Александр сидел рядом с моей кроватью на резном стуле, на котором ждала моего пробуждения Елизавета Фёдоровна. И в нём боролись противоречивые чувства: он и радовался отличному самочувствию, и огорчался состоянию брата, который ясно дал понять, что эта болезненность из-за него. И явно отнекивался от награды за свои страдания хотя было ясно, что он просто желает получить больше чем сейчас готов предложить ему его царствующий брат, но это не отменяло того, что услуга им нежданно оказанная, была воистину божественная.

Императору было тяжело это признать, но за время его правления он растерял всех друзей и приятелей беззаботного детства. Они стали для него ниже по положению, и он не мог поделиться с ними своими заботами, а их хлопоты стали для него слишком ничтожны.

А в этот нелёгкий момент жизни, он узнал своего младшего брата с совершенно другой стороны.

И у очень одинокого, по сути своей, Властителя огромной территории, затеплилась надежда, что он нашёл в брате не только вынужденного единомышленника, но и настоящего друга. Да и что греха таить, не смотря на всю самодержавную политику, что насаждали его правящие предки и он сам, в глубине своей души понимал, это направление устарело и требовалось разделить власть. Но как это сделать и не ввергнуть всю державу в пучину революционного хаоса? Ведь пример его отца стоял у него перед глазами, и ту волну безумия которая захлестнула его отечество, и унёсшая с собой множество жизней верных сыновей родины, он и его семья с огромным трудом смогли пережить.

И сейчас он ясно увидел, что есть рядом с ним человек, чьё желание помочь своему Императору доминирует над личными интересами.

Ведь ничего его так не тяготило в его высоком положении, как холод одиночества перед ответственностью за судьбу страны, ведь даже жена, его Минни, его любовь, всё же была иностранкой и просто не могла почувствовать весь спектр нюансов, что и создавали Российскую Империю.

А министры его правительства, хоть и были в основном своём числе патриотами своей страны, но они были слишком низкого положения, для того чтобы стать рядом с ним.

– Я могу тебе чем-то помочь?
– не громко и чуть хрипло спросил у меня Александр.

– Конечно, брат, позови для меня священника, пусть помолится со мной.

И увидев его чуть растерянный вид, пояснил:

– Да не хороню я себя, просто плохое самочувствие, а своё молитвенное правило не выполнял, вот священник и помолится со мной, - успокоил я брата и чуть улыбнулся ему.

Собственно, на этом и закончилось наше общение с Императором.

Через час пришёл священник, пухленький и бородатенький. Начал благословлять и в итоге сорвался на чтение проповеди. Я его оборвал, на что он чуть недоумённо вытаращил на меня свои маленькие глазки. «Только псалтырь, отче. Всё остальное потом, я себя плохо чувствую».

Он молча и утвердительно качнул бородой. Достал Псалтырь из кармана рясы и начал тихонечко бубнить псалмы.

А я погрузился в медитативное состояние и стал рассматривать свой магический источник. Ну что я хочу сказать, могло быть хуже. То, что я видел, походило на скрученный из двухцветной нитки клубок, одна была яркая ниточка, белая, с чуть зеленоватым отливом, а другая – чёрная, с серыми искрами. «М-да, о таком я даже и не слышал, - думал, разглядывая эту ахинею, - жизнь и смерть в одном флаконе. Я теперь и лечить нормально не смогу, и на костяного дракона меня не хватит. А почему? А потому! Теперь любое сильное воздействие меня убьёт из-за резонанса с противоположной силой! И вообще, я живой тут лежу только потому, что тут около нулевое насыщение магией общего мирового фона. Магии нет, вот она и сплелась в такой клубок, что ещё раз доказывает мою теорию о полу- разумности этой энергии. А если я не помру в ближайшие пять лет, то вполне возможно мой источник переродится во что-то более приемлемое». С такими мыслями я и уснул.

20 мая 1891 года

Москва. Кремль. Чудов монастырь.

Церковь во имя Чуда св. Архистратига Михаила.

В храме было многолюдно и торжественно, я стоял у правого придела за колонной и вспоминал поездку в Гатчину.

Мы вернулись из вынужденной поездки вчера утром. Вагон первого класса меня порадовал в этот раз диванчиками, то есть можно было вытянуть ноги и поспать почти в нормальных условиях. Нас встретил на Николаевском вокзале только Стенбок с четырьмя казаками. Так что в Кремль мы вернулись достаточно спокойно, хотя народ, мимо которого мы проезжали, кланялся нам и что-то крича радостно, и махали нам своими головными уборами.