Шрифт:
Ему уже нельзя было ничем помочь, как нельзя было ещё чего-либо добиться, в наводнение за чужими конвульсиями ни мне, ни Кайлу не доставляло ни малейшей радости.
Огонь в камине продолжал гореть.
Обойдя кресло, из которого начал подниматься Кайл, я рискнула сунуть руку прямо в него, провести ладонью над окошком, ощупывая основание дымоходной трубы.
Это пламя и правда не обжигало, полностью и безоговорочно подчиняясь тому, кто зажег его, и можно было почти не торопиться.
Долго искать мне не пришлось.
Рукоять сама легла в ладонь, и, извернувшись, я вытащила старинный кинжал с широким и длинным лезвием.
Он был помещен в каменной кладке так, чтобы, доставая его, человек не рисковал порезаться, но ножен не было.
Никаких дополнительных ограничений.
На эту вещь среагировали и я, и Эмери, но поискать тайник в камине, там, где огонь так легко может раскалить или даже опалить, ни одной из нас в голову не пришло.
Развернувшись, я обнаружила, что Кайл стоит над обмякшим на диване телом.
Умер ли Райан сам, прикончила ли его из мести эта вещь, очутившись в моих руках, или Кайл добил из жалости, – мне не было интересно, да и роли это не играло.
Позаботившись о том, чтобы тело не поднялось и не начало бродить по округе, он подошел ко мне.
Не спеша отдавать и тем самым взваливать на него дополнительную нагрузку, показала ему кинжал, протянув на раскрытых ладонях.
Кайл поморщился.
Это значило, что избавляться от него придется долго, грязно, затратно.
Мы всё еще не знали, кто привез во Фьельден эту дрянь, да ещё и подсунул ее мэру, а оставлять этого человека в живых было нельзя.
Равно как и нельзя было проводить обряд в занятом тварью доме.
Ни о чем не договариваясь вслух, мы переглянулись, готовясь убраться отсюда поскорее.
Кайл мазнул рукой, открывая окна и двери.
Под очередным порывом ветра рама ударилась о стену, и осколки посыпались на пол.
Мы оба развернулись на этот звук, потому что он оказался неестественно громким, и именно в этот момент справа, за камином мелькнула тень. Удар, нанесенный чем-то очень тяжелым, пришёлся мне в затылок, а вслед за ним наступила тишина.
Глава 21
Разбудил меня тоже ветер. Он настойчиво выл над ухом, требуя подняться, и я открыта глаза.
Перед лицом оказалась резная ножка журнального столика, а под щекой – жёсткий ворс ковра.
Камин погас, но холода я не ощутила. Разве что раскроенная голова отозвалась ослепительно острой болью при попытке сесть.
В другом месте и в другое время я всерьёз рисковала бы умереть после такого удара. Подтверждением тому служил тяжёлый канделябр на пять свечей, лежащий рядом.
Выпрямившись, я первым делом положила ладонь себе на затылок. Она тут же сделалась липкой от крови, но спустя пару минут рана затянулась, покрылась коркой, а потом и вовсе исчезла без следа.
Ещё один неоспоримый плюс того, что моя кровь смешалась с кровью Кайла – в его ночь я могла выздороветь так же быстро, как он. До нереальности скоро.
Мне пришлось задержаться ещё на бесконечно долгую минуту, чтобы убрать следы своей крови с канделябра.
Труп Райана Готтингса сидел в той же позе на софе, а в воздухе искрили остатки ярости Кайла.
Это была короткая вспышка, которой он не успел дать воли, но она запечатлелась в пространстве, осела короткой шальной улыбкой на моих губах.
Вне всякого сомнения, он знал, что я жива, и ушёл отсюда добровольно. Не потому что не хотел оставлять бесчувственную заложницу, а для того, чтобы закончить всё самостоятельно, пока я прохлаждаюсь здесь.
Кинжал тоже предсказуемо пропал.
Когда я вышла на улицу, Фьельден оставался всё таким же тёмным, зато ветер усилился. Теперь он гнул нижние ветки деревьев, и, хотя не мог ещё дотянуться до вершин, это было вопросом времени.
Тот самый идеальный шторм был вопросом времени – буря, которая перемелет людей и их нехитрое имущество в муку.
Никто из них так и не рискнул высунуться наружу или прильнуть к окнам, и я даже не стала трудиться накидывать морок. Просто встала в центре перекрёстка и прислушалась.
Ветер выл, и город ему вторил.
Где-то за пролеском Сэм Готтингс использовал самого себя как живой щит для него от разъярённых мертвецов.
Сейчас мне не было до него большого дела, потому что в его успехе сомневаться не приходилось.