Шрифт:
И она не пыталась спастись.
Не хотела вынуждать Кайла делать это.
Не хотела остаться без него и брошенной им.
Я скинула куртку, чтобы не зацепиться порванной подкладкой, и бросилась вперёд.
Контролировать огонь мне было некогда, пришлось оставить это Кайлу, хотя я и знала, что ему придётся непросто.
Костёр уже жил своей жизнью, ревел и стенал, метался на ветру.
Я упала на одно колено, не решаясь опускаться на землю полностью, и всё равно обожглась. Огонь не успел в меня вцепиться, но опалил жаром, и я выругалась сквозь зубы, хватаясь за уголок кожаного переплёта.
Эмери зашипела досадливо и зло. Она успела приготовиться к единственно возможному исходу, а я так бесцеремонно вторглась её планы.
– Заткнись, сука бешеная, – воспользовавшись прекрасным поводом, я сорвала раздражение на ней.
Жар и рокот пламени продолжали нарастать. Кайл не давал ему прикоснуться к нам, но даже его власть была не безгранична.
Пригнувшись и прижав книгу к животу, я побежала обратно, а тварь, которая осталась погибать, издала за моей спиной последний мучительный рёв.
Глава 22
Проводить бывшего мэра Готтингса в последний путь, казалось, пришёл весь город. Огромная толпа, которой на старом кладбище не хватило места, собралась на дороге.
Кто-то шептался, кто-то тихо плакал, но слезы эти скорее были следствием испуга и простого человеческого сочувствия к Самуэлю.
Все жители Фьельдена так или иначе знали о том, что Райан не слишком любил старшего сына, но потерять в одночасье всю семью любому было бы тяжело.
Сам Сэм стоял над раскрытой могилой и смотрели только в неё, прямой и молчаливый.
Бледная Женевьева стояла рядом с ним.
Она ничего не помнила о позапрошлой ночи. Её память обрывалась в тот момент, когда я бросила в Джеральдину книгой, и на вопрос Самуэля о том, стоил ли помочь ей вспомнить, Кайл ответил коротким отрицательным кивком.
Присутствовать на этих похоронах нам всё же пришлось. В какой-то мере, потому что не явиться было бы неприлично. В гораздо большей степени, – потому что Сэм об этом попросил.
Он видел всё, что случилось на той поляне, и минуты, в которые сгорела его жена, отпечатались не только в его душе, но и на лице.
Нет, он не поседел от ужаса и не стал жёстче от пережитого отчаяния, но что-то в нём переменилось.
Как могло измениться лишь в том, кто окончательно понял и осознал, какая власть ему дарована.
Ответственность, сила, обязательства.
Постепенно познавая себя, он с момента своего рождения всей душой любил Фьельден, был частью его.
Но теперь что-то стало между ними по-другому.
Город доверился ему настолько, что пропустили в святая святых, показал свою оборотную сторону.
Обгоревшие останки казначея и его вдовой дочери закопали так же, как в той далёкой деревне похоронили Агнис – суетливо, с суеверным страхом зарыли где пришлось.
Люди не знали, что случилось, но чувствовали кожей – ничего хорошего, ведь ни голову Миголя, ни её остатков так и не нашли.
Лес принял от Кайла кровавую жертву, пусть и обещанную не им. Взял её и переродился, умывшись этой кровью.
Даже теперь, когда Тёмное время наступило и зима стояла у порога, он не казался страшным.
Словно та ласковая улыбка, с которой Женевьева пожертвовала собой, спасая его от огня, до сих пор блуждала между деревьями.
Как будто он запомнил её и пытался воспроизвести на свой лад.
И всё же застывшая над кладбищем тишина, почти противоестественная для такой церемонии, не была его работой.
Чтобы скоротать время я прощупывала толпу и находила, что в действительности о Райане Готтингсе и его безвременно почивших родственниках скорбели не многие.
Кто-то пришёл поглазеть на историческое для города событие.
Другие хотели лично удостовериться в том, что всё закончилось. Не будет больше ни грабительских поборов, ни взяток, которые нужно было давать за всё то, что власти обязаны делать и так.
Сам Фьельден остался для них прежним. Погасшие фонари и свечи люди с готовностью списали на непогоду, а изуродованные трупы в горах – на несчастный случай, разведённый по глупости и разбросанный ветром костёр.
Они не знали о том, что Райан попытался стереть их город с лица земли.