Пятая позиция. Спину держать!

Отход. Перевод. Туше.

Спину держать!

Возраст и сидячий образ жизни дает о себе знать. Поясница горит огнем, в правом колене при каждом движении что-то щелкает. Между деревьев снова грохочет, в лицо дышит жаром. Рычащая, щелкающая челюстями, размахивающая острым железом масса подступает ближе.

— А-Л-И-И-И-К-Х-О-Р-Р-А-А-А!! — Крик бьет по ушам стенобитным тараном. Несущаяся меж деревьев огромными прыжками тяжелая тень разогнавшимся быком врывается в набегающую толпу. Во все стороны летят тела. — Р-Р-Р-Р-А-А-А!!! Тяжелое било молота описав рвущую воздух дугу буквально расплескивает ближайшего монстра. Следующий замах пробивает в строю нападающих широкую брешь. Вращающая над головой, словно пушинку, пудовый молот великанша тигриным прыжком рвется вперед, приземляясь в самую гущу гибридов. Молот кружится, с треском распарывая воздух, ломая ноги и руки, сплющивая грудины, кроша черепа. — А-Р-Р-Р-А-Н-Н-О-Х! Оставляя за собой кровавую просеку дикарка огромными скачками движется вниз, там, где воздев руки с зажатым в нем каменным кинжалом широко расставив копыта над распростертым на камнях телом юноши, стоит человек-кабан. — К-Р-Р-И-И-И-Я-А-А! Чудище успевает повернуться, вскидывает руку в отвращающем жесте и из его ладони бьет струя пламени. — УМРИ!! — Объятая огнем фигура спотыкается, делает несколько неверных шагов вперед, опускает на искаженного молот и сама падает замертво. Лопнувшая рукоять раскрасневшегося от жара молота горит черным пламенем, над покрытым сажей телом дикарки курится дым. Что великанша мертва нет никаких сомнений. Бок Абелаяра простреливает яркая вспышка боли.

Отвлекся.

Опустив взгляд на глубоко засевший чуть ниже подвздошья иззубренный наконечник копья, ученый сделав пару неверных шагов пытается достать кончиком клинка тянущегося к нему его уродца но падает на колени. Тени сгущаются, смыкаясь над ним лицом мерзости. Земля мерно покачивается материнской колыбелью. Ледяной холод обволакивает сознание, унося его во мрак.

– -

— А ну стой бродяга! Перегородивший дорогу замотанной в плед огромной, но явно женской фигуре, сидящий на тяжелом боевом коне, сверкающий начищенным нагрудником, всадник был высок, строен и вполне недурен собой. Впрочем, виднеющееся под широкополой, украшенной пуком цветных перьев шляпой, благообразное лицо несколько портил намечающийся второй подбородок и презрительно сложенные губы. — А ну назовись!

— Путница перехожая, неожиданно мелодичным голосом ответила великанша и попыталась обойти его слева, но всадник заметив маневр, развернув коня опять преградил ей дорогу.

— Путница, значит. — Протянул он и усмехнулся, в дранных тряпках, дырявых сапогах, да с мясницкой секирой… Знаю я таких путниц. Встречал уже и не раз. Все вы северяни одним миром мазаны. Либо воровка, либо шпионка, либо разбойница… Со мной пойдешь. В Крепость. Там разберемся.

— А если не пойду?

— А если не пойдешь, то свяжу тебя да парням в обоз отдам. Кивнул на остановившуюся у обочины боевую телегу, на которой, сидело с интересом следя за происходящим два десятка ухмыляющихся кантонцев, всадник. Они тебя быстро обломают. Не впервой.

Огромная, покрытая дорожной грязью рука, медленно поднялась вверх и стянула с головы великанши край пледа.

— Хорошие у тебя сапоги. — Усмехнулась дикарка. — Мне в пору будут.

Только боги ведают, как уставал за последнее время Грог. Управлять одалем оказалось намного сложнее, чем он мог бы себе представить. Это не тебе не поле боя, где только и нужно, что следить, чтобы всякий, кто повернут к тебе лицом и находящийся на расстоянии удара не задерживался на ногах слишком долго. Одаль, оказался для него неподъемным. Клятая земля. Каждый, пахарь, пастух, охотник, хотел от него защиты, не внеся при этом в казну ни единого медяка. Вчерашние друзья, требовали отдать им самые жирные куски пашни, прозрачно намекая на судьбу прошлого владельца долины. Проклятые, будто ниоткуда появившиеся имперские мытари бубнили что-то о налогах и задолженностях. А уцелевшие после кровавой ночи воины узнав, что он запрещает набеги и отменяет право четвертей, один за другим покидали его земли. Но они хотя бы делали это открыто. Освобожденные рабы, предпочитали делать это по ночам, не забыв прихватить с собой что-нибудь ценное. Клятая долина вопреки своему имени, не спешила поделиться зерном, половина купленных им овец передохла от какой-то заразы, ловить рыбу в горных озерах тоже не получалось, и несмотря на обнаруженные им неплохие запасы, долине все еще грозил голод, и Грог даже думать не хотел, что будет зимой. Все рассыпалось, словно домик из карт. Построенное Хальдаром королевство просто не могло выжить без грабежей. Так что неудивительно, что намаявшись и набегавшись за день, Грог, просто падал в кровать, чтобы отключившись, проснуться с восходом солнца от очередного вороха проблем. Как же ему хотелось на все плюнуть и уйти в горы. Удивительно, но, несмотря на произошедшие там события, полусоженный длинный дом в снегах, был единственным местом, где Грог чувствовал себя в спокойно. Возможно, этому способствовала тишина, а может чудом сохранившаяся широкая и мягкая имперская кровать, оставшаяся от Хальдара. И плевать, что крыша над ложем не сохранилась. Зато можно было стряхнуть снег с удивительно мягкого, чудесно блестящего шелка, лечь прямо на мягкую перину и смотреть на проплывающие над головой звезды. По хорошему, содрать бы этот клятый шелк да обменять его у все чаще захаживающих в долину коробейников на монеты и хлеб, но он бы скорее руку себе отрубил, чем так сделал.

Усмехнувшись своим мыслям, мужчина снял с пояса связку ключей и отпер громко лязгнувший замок. Отец Героф постоянно повторяет, что все в руках Создателя. Стоит только надеяться, что у Белого бога крепкие руки. Если они переживут зиму, то обязательно построят ему святилище. То есть храм.

Грог невесело покачал головой. Как все изменилось. Переделанная из клети для хранения пищи, спальня давала хоть какую-то иллюзию безопасности. В былые времена длинный дом не разделяли. Но сейчас. Склонившись перед южанами ты постепенно и сам становишься южанином. Раньше он о таком не думал. А теперь спит запершись ото всех, потому как боится проснуться с ножом в сердце. В спальне царили полумрак и прохлада.

Опять забыл разжечь жаровню. Холодно ночью будет. Ну и ладно.

Грог принюхался, к обычному запаху овечьей шерсти, хлеба и свежей золы, почему-то примешивался еле заметный кислый шлейф, прокисшего пота и животного жира.

Наверняка крыса, где-то под полом гнездо свила. Крыс полно. Надо с этим что-то делать. Наверное.

Вздохнув, Грог закрыл дверь, защелкнул замок, и отбросив ключи в сторону, рухнул на тюфяк лицом вниз.

— А раньше ты бы обязательно поприветствовал старую подругу, произнес в темноте до дрожи знакомый голос. Из сгустившихся в углу комнатенки теней соткалась высоченная закутанная в лохмотья фигура.

Боги…

Задавленно булькнув, Грог, механически потянулся рукой к поясу, но сообразив кто перед ним, опрометью кинулась к двери, дернул за ручку, и упав на колени судорожно зашарил в поисках ключа. На его плечо опустилась тяжелая ладонь.

— Я не собираюсь тебя убивать…

– -

Открыв глаза, Абеляр долго непонимающе смотрел на покачивающийся над головой тент, прислушивался к мерному цокоту копыт, и скрипу колес. В повозке пахло шерстью, маслом и почему-то козьим сыром. Фургон мерно покачивался. Спине было мягко, прикрывающий его до подбородка колючий шерстяной плед был удивительно теплым и двигаться совершенно не хотелось.

— Очнулся, книгочей. — Неожиданно нависшее над ним лицо великанши расплылось в улыбке. — Это хорошо. Не шевелись. Пока тебе нельзя вставать.

— Я… — Кашлянув Абеляр завозился и попытался повернуть голову. Живот прострелила волна боли, мир тут поплыл куда-то вниз и вбок, в голове зашумело.

— Я же сказала, не вертись. — Нахмурилась горянка, и мягко придавив плечи Эддарда толкнула его обратно на пахнущий свежим сеном тюфяк.

— Как?.. Я думал. — Облизнув пересохшие губы ученый бессильно откинувшись на свое ложе позволил Сив натянуть плед обратно. — Я думал, что мне конец. Тебе конец. Нам всем конец.