Йер промолчала. Сорвала с губы сухую корочку.

— А знаешь, что в особенности злит? — Содрехт мгновенно сменил тон и все-таки взглянул в ответ так резко, что Йерсена вздрогнула. — С тобою я могу об этом говорить. А с Орьей — нет.

Она молчала снова. Потому что в голове сквозила мысль: а почему с ней — можно? Она ведь не в силах ни помочь, ни даже что-нибудь сказать в ответ.

Орья тянула Йергерта за руку, а тот это позволял, хотя и вяло упирался.

Стоило шагнуть под арки галереи между резиденцией Верховного Магистра и домом конвента, как в лицо стегнул злой ветер, налетевший из предместий.

— Стой.

Орья недоуменно оглянулась. Йергерт на мгновение задумался, что ей сказать — простое “нет” она не принимала.

— Незачем идти в фирмарий. Даже если будут волдыри, позорно бегать к полусестрам из-за ерунды.

— Но это глупо, — она убежденно уперла руки в бока. — Ты что же, в самом деле станешь мучаться с ожогами просто из гордости?

Йергерт держался, чтобы не скривиться.

Дело, к сожалению, было не в гордости. Он сам не знал из-за чего предпочитает избегать родителей с таким усердием — прошли те времена, когда они могли хоть что-то ему сделать. Мать теперь уж руку не поднимет, а решит орать — так он найдет, что ей ответить, а отец… Он — попросту развалина, теперь уже почти не походящая на человека. Йергерт сомневался, что за бледным и измученным лицом еще осталось что-то от того, кем Гертвиг был хотя бы года три назад — про молодость, какой он не застал, никто не говорит.

И Йергерт чуть ли не до бешенства терпеть не мог тот факт, что вот от этих двух нелепо жалких человек он вынужден шарахаться так, будто их боится. Только сделать ничего не мог. Мысли о том, чтоб встретиться, почти что парализовали, отупляли.

— Я не мучаюсь. Уже даже не чувствую.

— Еще бы чувствовал на ледяном ветру! А я вот вижу, — Орья подошла поближе, чтобы разглядеть в упор, — что весь подбородок красный.

— Если просто красный, значит, и не будет волдырей. Вино окрасило.

Он настороженно следил за тем, насколько близко она оказалась. На глазах у Содрехта и Йер он не одергивал Орьяну — потому что без того все видели, что он здесь ни при чем и потому что еретичка пристально следила краем глаза каждый миг. Как только Орья отставала, та как будто бы теряла интерес и Йергерт все не мог понять, что изменилось. Он не помнил, чтобы в ее поведении читалось столько безразличия до этого. Но стоило ему уехать, и она как будто позабыла про него, про то, что у нее нет права отводить глаза.

Но так или иначе, он мог быть спокоен там, при них. Здесь, где они одни — другое дело.

Он вдруг понял, что до этого не замечал, чтоб Орья уделяла ему лишнее внимание наедине. Это впервые.

— В самом деле? — фыркнула она. — Нам до фирмария два шага, а ты упираешься?

— Я сразу говорил, что нечего там делать.

До сих пор ему не приходилось прилагать усилия, чтобы поддерживать придуманную братом Бурхардом историю — Орьяна делала все за него. Теперь он думал, нужно ли хоть что-то сделать самому. Особенно сейчас, когда не смотрит Йер.

Они молчали. Свистел ветер, еще более колючий в тени стен. От кладки веяло до боли стылым холодом. Шло время.

Орья не спешила отходить, и резкие порывы вынуждали подол котты обнимать крепкие ноги и очерчивать икры и бедра, западать меж них.

— Скажи, я правда тебе нравлюсь? — она подняла лицо, чтоб заглянуть в глаза. В тени зеленые айну почти сливались с кожей.

Чтоб не думать над ответом слишком долго, Йергерт коротко пожал плечами. Он не знал, что лучше говорить, но знал, что если четко скажет “да”, то будет вынужден делить с нею ответственность за то, чего не делал.

Орья гордо и самодовольно усмехнулась. Йергерт понял: ей хватило этого, чтоб быть уверенной.

Она шагнула еще ближе, но сложила руки за спиной, не прикасалась. Подол котты теперь вился у него в ногах и путался с плащом.

— На самом деле?

Йергерт сдерживался, чтобы не спросить, что она делает. Он видел, что она играет. Знал, что если выразит неудовольствие, все кончися. И понимал, что это было бы разумнее и правильнее, но не мог забыть, что отвратительно пронзительный взгляд рыжих глаз теперь почти не обращается к нему.