Морин тяжело вздохнула. Она едва открыла рот, чтобы что-то сказать, но Юэн её опередил.

— Я разве не могу иметь личную жизнь? — выпалил он с лёгкой хрипотцой. — Жить отдельно, неважно, один или с кем-нибудь, просто потому что хочу? Или для этого нужна серьёзная причина? Готовность завести детей, например, или конфликты с родственниками?

Мать потупила взгляд и поджала губы. Она убрала руку от чашки и сжала дрогнувшую ладонь в кулак.

— Я не имела это в виду, — виновато произнесла она. Хотя она сама и Юэн прекрасно понимали, что это не совсем так. Она всё-таки хотела бы услышать более вескую причину, почему сын не желает возвращаться домой. Потому что она слишком привыкла к своим детям. — Конечно, можешь. Ты... взрослый человек, — сказала она окрепшим голосом, однако последние слова прозвучали неуверенно, будто произносить ей их было в тяжесть. — Просто мне кажется, что ты что-то недоговариваешь. Что-то очень важное...

— Вот именно! — воскликнул Юэн. — Я взрослый человек, и, извини, но я имею право что-то недоговаривать. Как и ты. Я ведь не лезу в ваши отношения с Вилли. Не докапываюсь, почему он столько лет живёт в нашем доме.

Морин нервно сцепила пальцы. Взгляд не отводила, смотрела на Юэна уже не так строго, как пару минут назад. И выглядела теперь почему-то старше своих лет. Очевидно, что речь Юэна её зацепила. Заметив её реакцию, он прокашлялся, чувствуя себя перед матерью неловко за то, что повысил голос. Может, на эмоциях сказал что-то резко, но как уж получилось.

— Ты прекрасно знаешь, что если бы было действительно что-то важное, я бы об этом рассказал, — мирно произнёс Юэн. Тут он слукавил, потому что найденные в лесу останки относились именно к категории важного. Неудивительно, что мать чувствовала, будто он что-то недоговаривает. Оставалось убедить её в обратном. Потому что об этом он рассказать не мог и не хотел.

Морин сделала глубокий вдох и медленный выдох.

— Прости, — сказала она. — Я, наверное, перегибаю палку и становлюсь похожа на тех родителей, которые стараются контролировать каждый шаг своего ребёнка. Всегда недолюбливала таких людей, а в итоге сама стала...

— Неправда. До таких людей тебе далеко, иначе мы бы ругались, а не спокойно разговаривали бы на кухне. Мам, послушай, — сказал Юэн и, отодвинув чашку с остатками кофе, взял Морин за руку. Какими же тонкими и худыми показались ему её пальцы. — Я не хотел тебя в чём-либо обвинять. Просто рассказал, что чувствую по этому поводу. В одном ты точно права — сейчас и тогда, когда я жил у Ната, случаи не равнозначные. Тогда я действительно уходил из-за скандалов с Вилли, сейчас... остаюсь вдалеке больше по своей воле, но это не значит, что я отрекаюсь от вас с Джи. Ты прекрасно знаешь, что я приду, когда нужна будет помощь. Или в гости. Достаточно просто позвонить или написать. Но в остальном... я уже вырос, мам.

— Вырос... — повторила Морин. Слово прозвучало так, будто ранило её в самое сердце. Мать отшатнулась на стуле, посмотрела в сторону и вяло сжала ладонь Юэна. — Ты прав, — выдохнула она, признавая своё поражение, и подняла взгляд. — Ты уже давно не ребёнок, а я всё отношусь к тебе как к маленькому, — синие глаза её заблестели от накативших слёз, но она не заплакала. — Как всё-таки сложно осознать, что дети вырастают и становятся самостоятельными, — она горько, но искренне улыбнулась. — Наверное, правду говорят, что дети для родителей всегда остаются детьми,

неважно сколько им лет. Мне сложно свыкнуться с мыслью, что теперь ты живёшь отдельно, и Джи когда-нибудь тоже уйдёт, но я постараюсь с этим справиться.

Юэн был необычайно рад, что разговор их хоть и вышел напряжённым, тем не менее не перешёл в ссору, не ощетинился взаимными обвинениями или не залёг обидами (хотя насчёт последнего ещё рано делать выводы). Всё прошло не так плохо, как он боялся. Даже хорошо. Лучше вот так сесть и поговорить о тревожащих моментах без увиливаний, чем ждать, пока недосказанность обернётся разладом. Только для таких разговоров не всегда хватало смелости.

— Прекрасно, — сказал Юэн, поднимаясь с пустой чашкой. — Я уже говорил, что ты самая замечательная мама на свете?

— А у тебя были другие матери, чтобы сделать такой вывод? — с иронией спросила Морин.

— Не припоминаю, — засмеялся Юэн и, подойдя к раковине, сполоснул чашку. — А мне нет необходимости сравнивать. Существуют вещи, которые знаешь безусловно.

Морин улыбнулась. В её глазах по-прежнему отображалось то, что она не примирилась с изменениями до конца, и, возможно, у неё имелось ещё много вопросов, однако Юэн надеялся, что они не зря сегодня поговорили. По крайней мере, ему полегчало, когда он всё высказал. Мать должна смириться с тем, что дети, вырастая, уходят.

— Ладно, — сказала Морин. — Постараюсь больше не играть в злую старуху. Ты говорил, у тебя сегодня концерт. А Бернарда пригласил?

— Он обещал приехать. Ему надо ещё с Эйсом переговорить. Может, он станет нашим внештатным фотографом. Смотря как они договорятся.

— А ещё кто-нибудь из твоих друзей или знакомых приедет? Натаниэль, например, — спросила мать, при этом последняя фраза прозвучала холодно. Она не любила упоминать о Нате. Считала его слишком ветреным. В общем-то, это даже нельзя было назвать предвзятым отношением, так как он, сколько Юэн его помнил, всегда таким и был.