Переглянувшись, мы втроём направились к краю скалистого обрыва, чтобы посмотреть, что находится на другой стороне перевала. Лежавший снег, позволил даже в темноте рассмотреть уходящую вниз тропу. Кроме этого, было видно, как караванный путь раздваивается на середине пологого спуска в очередную горную долину. При этом одна из троп вела ниже к поселению, а вторая — к уступу горного массива, где размещалась ещё одна группа строений.

Как мы рассмотрели жильё в темноте? Да очень просто. Внизу кое-где моргали слабенькие огоньки. А в том посёлке, что расположился намного выше и дальше, на краю пылал настоящий костёр.

— Что там за поселения? — спросил Капустин у проводника, но тот ничего не понял.

Лейтенант начал ему указывать на огоньки и пытаться опьяняться жестами, но в темноте, афганский солдат, так и не понял, что от него хотят. Пришлось вмешаться мне.

— Бача, расскажи, что там за поселения и кто там живёт? — попросил я на афганском, и наш проводник, наконец, понял, что от него хотят.

— Мой дом далеко отсюда. А здесь я проходил с караваном всего два раза, когда был совсем молод — начал охотно рассказывать афганец. — Поселения называются верхний Лар и нижний Лар. О людях, живущих здесь, я знаю мало. Говорят, они то появляются, то куда-то надолго исчезают. Караванщики их за глаза называют горными шайтанами из-за требований заплатить за проход по их горам. А мой отец, после пропажи брата и двух мулов с товаром, считал их душменами, то есть врагами и кровниками.

— А реальные шайтаны или духи мертвецов, в долине за перевалом водятся? Может, ты об этом, чего слышал?

Я сразу решил разузнать по поводу наличия потусторонних аномалий. Выслушав вопросы, проводник помянул всевышнего и продолжил шёпотом.

— Слухи об этих местах всегда нехорошие ходили. Отец рассказывал, что однажды здесь целый караван бесследно исчез. А тех, кто искать родных в горы ушёл, больше никто не видел. Если бы не приказ полковника Карзая, под угрозой расстрела отвести русских шурави на перевал, то я по своей воле сюда ни за что не пошёл.

— Чего он тебе сказал? — потребовал ответ нетерпеливый Капустин, едва афганец договорил.

— Нехорошие люди в этих посёлках живут. А если точнее, то настоящие душманы. Появляются и исчезают в нижнем и верхнем Ларе, когда захотят. И судя по огням, они сейчас дома.

Я рассказал лейтенанту почти всё. А затем, по его просьбе, кое-что уточнил у проводника. Судя по выражению лица Капустина, рассматривающего очень плохую карту местности, выданную афганским полковником, это всё ему очень не нравилось. К тому же холод на перевале и темнота, позитива не добавляли.

Позвав радиста, старшего сержанта и командиров отделений, Капустин сначала показал, где устроить огневые точки и нарезал сектора огня. Затем они вместе распределили время ночного дежурства. Десантникам, занявшим позиции первыми, он приказал строго соблюдать светомаскировку и только после этого вышел на связь с вертолётной площадкой и доложил полковнику, что мы прибыли в нужную точку.

После этого я расслышал голос полковника Карзая из выкрученного до максимума динамика наушника. Он на почти идеальном русском, поблагодарил лейтенанта за помощь и приказал до утра оставаться на позиции. Потом Капустин подозвал меня к себе, указал на камень и приказал сесть.

— Ну а теперь, Турист, давай колись. Откуда это ты так хорошо знаешь афганский?

Отпетлять от честного ответа, удалось легко. Я рассказал лейтенанту Капустину, что язык выучил, ещё во время срочной службы в транспортном батальоне, который на восемьдесят процентов состоял из узбеков и туркменов. Чтобы понимать старослужащих и не попадать в нехорошие ситуации, пришлось основательно подучить несколько наречий. И хотя афганцы пользуются другими диалектами дари и пушту, многие слова по смыслу похожи. Разумеется, местные тоже меня понимают.

Объяснения казались правдоподобными, так что замученный переходом Капустин остался ими удовлетворён. Добравшись до сбившихся в кружок бойцов отделения, я увидел следующую картину. Все наблюдали, как ефрейтор Колобков разжигает выданную старшиной керосинку.

Как только огонёк появился, замёрзшие десантники окружили её плотным кольцом и начали ставить на кусок железной сетки вскрытые банки тушёнки и каши с мясом.

— А хлеб-то у нас ещё в Союзе на аэродроме закончился — пробурчал ненасытный Колобок.

Среагировав на реплику, парни начали горестно вздыхать. А я, раскрыв вещмешок, вытащил буханку чёрного, выданную мне майором МВД в подвале вокзала города Ташкент вместе с сухим пайком.

— Держите, это на общак — сказал я, сунув буханку в руки Колобку.

Вид хлеба немного приободрил гвардейцев десантников.

— Турист, а белого нарезного батона, у тебя случайно, в вещмешке не завалялось? — спросил Татарин.

Услышав вопрос, я ухмыльнулся. Хотел сказать, что через несколько месяцев все будут вспоминать с вожделением эту буханку чёрного, так как в Афгане им подобного деликатеса точно не найти, но не стал.