Шрифт:
Близость прославленного монастыря Гумбум, расположенного не далее как в сорока километрах от Сипина, облегчала замысел Мунпа. Итак, он направился в Гумбум.
Помогла ли тибетцу его пресловутая ловкость, в которую он верил, либо ему просто сопутствовала удача? Так или иначе сразу же после его прихода в монастырь некий зажиточный трапа, владевший небольшим домом в монастыре [36] , предложил ему приют.
Мунпа представился хозяину как паломник, желающий поклониться месту рождения Цзонхавы н чудесному дереву с образами на листьях [37] . В то же время, по его словам, он разыскивал одного непорядочного тибетца, которому некая вдова поручила продать ожерелье из янтаря зи [38] и приобрести на вырученные деньги несколько танок и коллекцию духовных книг; она собиралась поместить их в своем лхаканге [39] . Однако этот мошенник куда-то пропал, вдова не получила ни тапок, ни книг; что касается ожерелья из янтаря и зи, она не знала, что с ним стало, и подозревала самое худшее.
36
Во многих книгах А. Давид-Неэль подробно говорится о том, что тибетские монастыри (гомпа) совершенно не похожи на католические. Гомпа представляет собой, в зависимости от размеров, целый город или поселок, населенный исключительно представителями духовенства. Последние не дают ни обет послушания, ни обет бедности. Они ведут различный образ жизни, сообразно личному достатку, доходам от промысла, которым занимаются, или денежной помощи своих родных. Члены братии не живут сообща. В гомпа, нередко окруженном стенами, есть улицы, вдоль которых стоят всевозможные обиталища здешних монахов. В этих жилищах, от роскошных дворцов лам-тулку или других монастырских сановников до жалких лачуг бедных монахов, каждый трапа живет независимо от других, питаясь и ночуя, учась и работая дома; ему лишь вменяется в обязанность присутствовать на общих утренних и вечерних собраниях и возвращаться на территорию обители до захода солнца.
37
Согласно преданию, на том месте, где родился Цзонхава, чудесным образом выросло дерево. Несколько лет спустя на листьях этого дерева появились картинки и слова. Потомки этого дерева до сих пор растут в Гумбуме, и автор данной книги видела их в бытность в этом прославленном монастыре, где она провела несколько лет. Тибетское название Гумбум означает «сто тысяч образов».
38
Разновидность агата (тибет.).
39
Дом Бога, т. е, молельня (тибет.).
История, рассказанная Мунпа, казалась вполне достоверной — подобные случаи не редкость в тибетской стороне, а сам рассказчик, посланный на поиски ожерелья и его похитителя, выглядел отзывчивым человеком; по крайней мере он не вызывал никаких подозрений. В глубине души тибетец радовался, что догадался заменить в своем вымысле бирюзу на ожерелье из янтаря и зи. В самом деле, расспрашивая открыто о дорогом колье, он мог подобраться к богатым купцам. Те из них, кто скупает бусины янтаря и зи, наверняка также интересуются бирюзой. И вот славный Мунпа успокоился и, завидев перед собой перспективу, поселился у доброго монаха в сарае, где тот держал тюки с шерстью, мешки с мукой, цампу и многие другие товары.
Путнику предоставили кров, и это уже немало, но недостаточно: надо еще чем-то питаться. Согласно обычаю, чтобы произвести хорошее впечатление и не выглядеть бедняком, Мунпа предложил хозяину часть масла, привезенного из Цо Ньонпо. Тибетец, однако, должен был беречь остатки провизии и, в особенности, свой скудный капитал, чтобы продолжить поиски Лобзанга.
Удача продолжала улыбаться пастуху: еще один трапа-коммерсант получил нескольких прекрасных лошадей, и у него не оказалось слуг, чтобы за ними ухаживать, водить на водопой и прогулки; этот человек решил, что дрокпа вполне подходит для этой работы, и предложил Мунпа кормить его в обмен на услуги. Это занятие пришлось тибетцу по душе. Гуляя с животными, он мог встречаться с людьми и, без сомнения, собирать полезные сведения. Уже па следующий день Мунпа чистил лошадей в конюшне трапа– барышника.
Мало-помалу он привыкал к монастырской жизни. Монастырь, к которому он принадлежал, состоял всего из нескольких лачуг, сосредоточенных вокруг простого строения, служившего одновременно храмом и залом для собраний. Однако ежедневная рутина роднила его куда более скромную обитель с прославленным монастырем Гумбум, насчитывавшим более трех тысяч монахов. Мунпа был вправе обратиться с просьбой принять его в братию Гумбума: подобно здешним монахам, он принадлежал к секте гэлуг-па. Это разрешение позволило бы ему находиться в зале для собраний и подучать свою долю во время устраиваемых там чаепитий. Будучи посторонним для общины, он должен был ждать на крыльце и протягивать там свою чашу после того, как монахи, закончившие раздачу внутри здания, выходили, чтобы отнести обратно на кухню чаны, на дне которых к тому времени плескались лишь остатки чая без масла.
Мунпа без труда довольствовался малым; он приносил с собой мешочек цампы, лепил из муки шарики и обмакивал их в этом жидком чае. Трапа– барышник, у которого он ухаживал за лошадьми, сытно кормил его дважды в день. Тибетец был вполне доволен жизнью и, по-прежнему не отказываясь от намерения продолжать преследовать Лобзанга и отыскать бирюзу, в то же время оставлял за собой право покинуть Гумбум по своему желанию. Хотел ли он этого?.. Быть может, дрокпа чистосердечно путал голос своей плоти с зовом долга?..
Юноша постоянно думал об убитом Учителе и каждый вечер, повернувшись в направлении скита, расположенного за большим Голубым озером, благочестиво простирался ниц и произносил мантры в честь гуру, но его телесная оболочка наслаждалась тихим уютом защищенного от ветра сарая, где он спал между тюками с шерстью, и жидкой лапшой с ломтиками мяса, которую ему подавали каждый вечер.
Однако Мунпа не прекращал расследование. Никто из богатых лам, живущих в Гумбуме, или трапа, занимающихся торговлей, не слышал, чтобы какой-нибудь дрокпа предлагал купить ожерелье из бусин янтаря и зи. Мунпа как бы между прочим начинал расспрашивать о бирюзе. Не покупали или не продавали ли ее в Гумбуме? Он задавал эти вопросы небрежным тоном. Все тибетцы обожают бирюзу, ее вставляют в драгоценности, которые надевают на статуи божеств, а также в женские украшения и ювелирные изделия. В беспредметных разговорах о бирюзе не было ничего предосудительного, к тому же Мунпа неизменно возвращался к янтарным бусинам.
И вот как-то раз некий трапа дал ему такой совет:
— Должно быть, ваш воришка уехал далеко, чтобы попытаться продать колье, и, скорее всего, опасаясь, как бы ожерелье не узнали, распустил его, чтобы продать янтарь и зи по отдельности. Вы можете попробовать поискать его следы в Ланьду [40] . Как знать, не слышал ли он, что туда приезжают богатые монголы, вельможи, покупающие драгоценные камни и украшения. Они не ценят янтарь и зи так высоко, как тибетцы, а предпочитают жемчуг, бирюзу и кораллы, но возможно, ваш знакомый отыскал какого-нибудь купца, который купил у него колье. Однако эти китайцы — хитрецы, не надейтесь, что покупатель предоставит вам какие-нибудь сведения, узнай он, что приобретенный им товар был украден.
40
Китайское произношение столицы Ганьсу.
— Я буду вести себя осторожно, — ответил Мунпа, по-прежнему убежденный в своей ловкости.
Про себя он подумал: лишь бы разыскать Лобзанга, это все, что мне нужно, уж я сумею вырвать у него признание, что он сделал с ковчежцем, в котором хранится бирюза.
Мунпа заявил приютившему его трапа и монаху, за лошадьми которого он ухаживал, что собирается отбыть в Ланьду.
— Подожди немного, — сказал последний. — Скоро я отправлю несколько лошадей в Ланьду, и ты будешь сопровождать человека, который их туда повезет.