— Кто внушил ему эту идею?

— Он утверждает, что это его собственная идея.

Отец фыркнул:

— И как будут выбираться в совет эти благородные люди?

— У него есть список.

— Очень предусмотрительно с его стороны.

— Само собой, Авицци, Д’Аллассандро, Спейньисси, Малакоста. Все старинные имена, чья история уходит к корням Наволы. Люди, которые «лучше всех знают ее потребности». А поскольку у них есть земли и титулы, их нельзя подкупить и склонить, в отличие от прочих. — Тут он многозначительно посмотрел на отца. — От тех, которые родились без земли и зависят от торговли нависоли и обязательствами.

Отец выпрямился:

— Откровенно.

— Более чем.

Беседу прервало возвращение Мерио со слугами и подносами. На подносах стаканы горячего чая для всех нас, а также фенхелевые бисквиты и горькие сыры. Пока слуги раскладывали еду, отец молчал, дожидаясь их ухода. Калларино принялся за угощение. Мерио закрыл двери и встал рядом с ними, слушая и охраняя наш совет.

— Спейньисси, — наконец произнес мой отец. — Вы сказали, что Спейньисси был в списке Балкоси?

Калларино мазнул тремя пальцами по щеке.

— Этот любит все, что вызывает неприятности.

— Верно. Похоже на него. Спейньисси скользок и пронырлив.

— Иногда я представляю его в виде змеи, которая шипит и капает ядом в уши другим. Но на этот раз дело не только в Спейньисси. Всем номо ансенс понравилась эта идея. Даже тем, кого нет в списке. Они ненавидят делиться голосами с вианомо в Каллендре.

— Несколько представителей гильдий? Несколько человек с улицы? И внезапно Балкоси сует пальцы в политику?

— Завтра я отправлю за ним люпари. Посмотрим, как сильно он любит свои пальцы, когда лишится парочки.

— На каких основаниях?

— Возможно, налоги. — Калларино подул на свой чай. — Они все мухлюют с налогами. — Он задумчиво втянул чай сквозь зубы. — Это не важно. Я поймаю его в городе, чтобы он не смог сбежать в свой загородный кастелло24. Он думает, что старая благородная кровь защитит его от меня, да только рано или поздно всякой крысе приходится вылезти из норы.

— Но он принадлежит к старинному роду. И его любят больше прочих. Действительно любят. Он не Спейньисси.

— Если он продолжит болтать, это распространится. Кое-кто из гильдии тоже поддерживает его идею. Вы хотите, чтобы писсиолетто вроде Пескамано стал первым военным министром? Чтобы поручал своим дружкам покупку мечей и доспехов? Чтобы выбирал строителей для ремонта надвратных башен? Вам нужен первый министр торговли, который будет решать, кто чистит дно гавани? Или где покупать мрамор для Монастыря скорби? Как насчет того, чтобы доверить Амолучо монетный двор? Не успеете оглянуться, как он начнет чеканить огонь Амо на наших нависоли и жертвовать их Гарагаццо. Тот, кто контролирует казну, контролирует город, и мы оба это знаем. Най. Я наступлю ему на горло и не дам вам вмешаться. Это моя сфера. Мы об этом договорились. И сейчас я прав.

— Най. Конечно нет. Вы абсолютно правы. Если вам преподносят бокал с кровью, нужно осушить его до дна.

— Сэй фескато25. У вас есть какая-то мысль. У вас всегда есть какая-то мысль. Выкладывайте.

Отец склонил голову:

— Я думаю, что одна голова на пике почти всегда ведет к новым головам. Мы оба достаточно стары, чтобы помнить войны между семействами. Когда мы все сидели в своих башнях, а на улицах кипели схватки. Стража одного архиномо против стражи другого, третьего. Хаос.

— Я прикажу люпари...

— А собаки продолжат жиреть.

— Вы хотите, чтобы я его ублажил!

От вспышки гнева калларино я вздрогнул, но отец не испугался.

— Ни в коем случае. Никогда не демонстрируйте слабость. Однако этого патро любят. Он не похож на Фурий или Спейньисси. И на его щеках не видно следов. Но все же... — Отец задумчиво умолк.

— Но все же?

— Но все же теперь наш друг вышел на свет. Вы его видите. Я его вижу. Другие тоже его видят. Что, если вы не станете на него нападать, а вместо этого сделаете его еще более заметным? Дадите этому доброму, честному номо нобили ансенс шанс показать нам, как любящий свой город архиномо может послужить высшему благу. Поручите ему что-нибудь важное и зрелищное. Например, строительство Монастыря скорби.

— Он ничего в этом не понимает, — возразил калларино.

Отец вскинул бровь. Глаза калларино расширились:

— Ай! Умно.

Склонившись друг к другу и потягивая чай, они плели интриги, предлагая идеи, прорабатывая путь и план.

— Быть может, он усвоит урок... — начал отец.

— А быть может, нет... — продолжил калларино.

— Но в любом случае это отодвинет обсуждение на задний план.

— И определенно отсрочит решение по его предложению.

— А к тому моменту, как вопрос всплывет снова...

— Он уже сделает выбор, заключит соглашения и контракты.

— Некоторые семьи получат прибыль...

— А другие останутся в стороне! — Калларино энергично кивал.

— Наш чистенький друг запачкается, — сказал отец. — А человека с грязными щеками трудно любить.

— Он определенно рассердит других своим выбором. Он запачкается... — Нахмурившись, калларино взял паузу. — Я думаю, это должна быть чистка гавани, а не монастырь.

— Гавань не столь символична, — возразил отец.