Стражник у ворот был один. Пузатый мужик, одетый в грязно-серый гамбезон, на котором отчётливо виднелись несколько больших жирных пятен, сидел на завалинке возле ворот и мирно посапывал, обняв рогатину (длинная пика с крыльями). Его помятая, видавшая лучшие дни шапель валялась рядом, прямо на земле. Там же лежал пустой мех, из которого на всю округу разило кислятиной. Из стайки детей, что попалась нам по дороге и с криками разбежалась в разные стороны, стоило ей заметить отряд, и то получился бы лучший соглядатай, чем из этого олуха.

Мы подошли к воротам. Тур посмотрел на меня. В его глазах отчетливо читался немой вопрос. Я понял его без слов. Здоровяк хищно оскалился, шагнул ближе к мирно посапывающему стражнику и поднёс к губам боевой рог. Через мгновение по всей округе прокатился его оглушающий, рокочущий вой.

Стражник подпрыгнул. Выронил свою рогатину и заметался, не зная куда бросится сначала — к шлему или к оружию. Здоровяк одной рукой поймал его за шиворот, встряхнул, внимательно осмотрел, убедился, что тот хоть немного пришёл в себя. Затем толкнул его ко мне. Стражник съёжился от страха и принялся озираться по сторонам, пытаясь понять, что вообще происходит.

— Где ваш староста? — коротко спросил я, картинно положив руку на меч. Жест был скорее обычными понтами, но всё равно произвёл на горе-стражника большое впечатление.

— Губернатор в корчме… Пьёт… — голос его дрожал, глаза продолжали бегать, судорожно ища выход из сложившегося положения. Но его не было. Мужика давно окружили мои люди.

— Губернатор, — я невольно ухмыльнулся, — Довольно громкое звание, для такой дыры. Где найти вашу корчму.

— Так енто… енто, — мужик понемногу начал забывать слова от страха, — Выше по улице. А вы… Вы кто, значица… Будете.

— Те, за кем лучше не ходить, если хочешь дожить до вечера, — коротко бросил я и тронул поводья Гневко. В этот момент, один из моих ребят — Матош, подкрался к мужику сзади. Немного помедлил, а затем громко хлопнул в ладоши прямо над самым ухом у бедолаги. Тот аж подпрыгнул. Хотел было повернуться, но вместо этого покачнулся, глухо застонал и схватился за сердце. По его стёганым штанам начало расползаться тёмное пятно. Солдаты заржали.

Мы двинулись дальше по улице, не обращая внимания, на охающего и ахающего стражника, который с трудом дополз обратно до своей завалинки и продолжал шумно дышать держась за сердце. На его побледневшем лбу выступила испарина, а с края рта серебряной ниточкой протянулась тонкая дорожка слюны. По всему выходило, что он и без нашей помощи до вечера не доживёт. Впрочем, туда и дорога. Плакать я по нему точно не буду.

Внутри город выглядел ещё более причудливо, чем снаружи. Вернее сказать — уродливо. Одни домики теснились друг к другу настолько близко, что между их фасадами и вовсе не было никакого зазора. Другие стояли особняком, прячась высокими, но уже подгнившими и покосившимся заборами. Тут было как приличное каменное жильё, свойственное скорее для столичных пригородов, так и совсем уж дрянные, покосившиеся халупы из грубо отёсанных брёвен.

Понемногу становились понятны их проблемы с частоколом и стражей. Новый Гронесбург не был городом, в привычном смысле этого слова. Он был большим сборищем халуп, где каждый был сам за себя. Любой, кто приходил в город, мог построиться где хотел, но и выживал сам, как мог. На стену местные попросту не смогли собрать денег, а нормальное ополчение — не сумели организовать. Неудивительно, что банда Когтя, насчитывавшая всего несколько дюжин человек, подмяла город под себя и теперь доила его, словно корову.

Стоило местным завидеть наш отряд, они тут же разбегались с улицы. Кто успевал — прятался в ближайших домах, захлопывая двери и ставни. Те же, кто был менее расторопным — забивались в узкие проулки между строениями и пытались слинять через них. Видимо жизнь приучила их, что от большой толпы, бряцающей оружием, не стоит ждать ничего хорошего. Впрочем, в нашем случае это было недалеко от истины.

Встретились нам и несколько стражников. Эти уже выглядели чуть лучше, чем стражник у ворот. Были моложе, да и собственные ноги разглядеть могли. Впрочем, они тоже, лишь завидев нас, тут же забились в один из боковых проулков, вместе с прочими жителями, которых не пустили в дома. Желающих защитить город так и не нашлось.

Корчма была вовсе не корчмой, а внушительных размеров постоялым двором, вокруг которого город стихийно и разрастался. Забор, больше напоминавший невысокий частокол, уже покосился в нескольких местах и порос мхом, но защитную функцию всё ещё выполнял. Возле покосившейся арки ворот околачивались двое стражников. Завидев нас, они сначала похватались за короткие пехотные копья, но потом что-то быстро прикинув в уме рванули вверх по улице.

— Догнать? — поинтересовался у меня Мигель — командир синей десятки, провожая взглядом беглецов. Кажись это он у нас любитель пособирать чужие пальцы.

— Не нужно, — я спрыгнул с коня и передал поводья Бернарду, — Думается мне, они теперь до самого вечера из окрестных лесов носу не покажут. Лучше бери своих парней и давай за мной. Ларс, ты со своей десяткой тоже. Остальным — окружить корчму и смотреть, чтобы с неё никто не сбежал. Если кто-то попытается утечь — разрешаю его прикончить. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда вперёд.

— А я… — начала было Айлин, но я тут же её перебил.

— А ты построй девочек в оцепление и смотри за тем, чтобы у них рука не дрогнула, — я повернулся к остальным, — Любой, кто попытается сбежать из таверны — может донести нашим недругам, что мы идём за ними. И те либо подготовятся к нашему приходу, либо разбегутся по всем окрестным лесам. Оба варианта херовые. Поэтому с убегающими не церемоньтесь. Кончайте на месте.