Охотник взобрался на помост, подошёл ко мне, посмотрел на усатого мужика, окинул взглядом толпу. Затем заговорил:

— Там, на частоколе, я нашёл и своих родичей тоже. Отрубленные головы жены, сына и дочери. Ублюдки Когтя не смогли добраться до меня, когда я воспротивился его тирании. Не горазды они по лесам бегать оказались. Но этот ублюдок, — он ткнул пальцем в сторону губернатора, — Не поддержал мою борьбу и не дал укрытие моей семье. Напротив, он продал моих родных за звонкую монету. Со многими из тех, кого сейчас с нами нет, он поступил точно так же.

— Люди, я не… — захрипел было губернатор, но тут же осёкся получив кулаком по хребту. Толпа заволновалась.

— Хавель дело говорит!

— Ублюдок врал нам.

— Он говорил что мою Агнешку сожрали…

— Все, кто не хотел платить, пропадали!

Я мрачно ухмыльнулся. Толпа трусливых идиотов. Вы всё это знали с самого начала. Вам много кто об этом говорил, но вы боялись поверить. Ведь если поверить, то пришлось бы что-то с этим делать. Рисковать собственной жизнью. А это страшно. Вам очень нравилось жить в обмане. В плохонькой иллюзии, которую ткни — развалится. Но никто из вас так и не осмелился её ткнуть. Теперь вам нужен кто-то, на кого вы можете свалить результат собственной трусости. Ничему вы так и не научились. И никогда, боюсь, не научитесь.

Где-то позади глухо ругнулся Отон. Я повернулся и краем глаза заметил, как Брандон — командир зелёной десятки, срывает с его пальцев кольца с каменьями. Ещё один его боец уже водрузил на плечо мешок с монетами. Сообразительные ребята. Придётся их повысить. Одного до сержанта, другого до десятника.

Я поднял руку, одновременно призывая толпу к тишине и давая знак моим людям выводить на площадь захваченных пленников. Крестьяне на мгновение притихли, но затем снова начали шуметь. Толпа, подгоняемая древками копий пришла в движение. Ругаясь и возмущаясь, крестьяне расступились, давая дорогу моим бойцам. Процессия состоявшая из двух десятков солдат и примерно такого же количества пленных прошла уже сквозь половину толпы, когда до некоторых дошло, кого именно ведут. Кметы начали выкрикивать ругательства, распаляя толпу. В воздухе засвистели первые камни.

К подобному я был готов. Поднял вверх сжатый кулак и гомон, висевший над площадью мигом потонул в тяжелом вое боевого рога. Бойцы, окружавшие помост сделали шаг вперёд и опустили копья, нацелив их навершия в животы ближайших крестьян. Позади толпы выстроились и принялись демонстративно взводили свои машины десятки арбалетчиков. Крестьяне притихли. Испугались за свои шкуры. Процессия с трудом пробилась к помосту. Солдаты согнали пленников в кучу и выстроились вокруг них, отгораживая людей от обозлённой толпы.

— Вот это, — я обвёл рукой сгрудившихся у помоста людей, — Родичи банды Когтя. Наверняка они приходятся роднёй и кому-то из вас. Понимаю, что у многих из вас сейчас возникнет желание свести с ними счёты за собственных близких. Но прежде чем вы это сделаете, я хочу чтобы вы знали — они никого не убивали. Вся их вина заключается лишь в том, что они породнились с убийцами. У нас к ним нет никаких счетов. Так же как и нету счёта к вашему губернатоу. Так что мы оставим их на ваш суд. Если у вас найдется милосердия, хоть немногим больше чем у ублюдков Когтя, то вы оставите их в живых. Дадите им кров, пищу и работу. Если же нет и вы всё-же решите свести старые счёты, я не стану вас за это судить. Оставлю это богам.

По толпе вновь прокатился гомон. Сначала тихие шепотки, затем возгласы, возражения, крики, ругательства, зуботычины. Всё это начало сливаться в многоголосый ор, который вскоре накрыл всю площадь своим тяжелым, непроницаемым пологом.

— Сжечь! Всех выродков на костёр!

— Я тебе кости переломаю, ежели кого пальцем тронешь!

— Это же родная кровь!

— Ублюдки это! Родичи кровопийц!

— Наших то никто не щадил!

— Всех, кто будет их защищать — на ножи!

— Я сам тебя на нож посажу, ублюдок сраный!

Я дал знак своим людям строиться и сам неторопливо направился к спуску с помоста. Теперь судьба города зависела лишь от самих горожан. Как они ею распорядятся — их дело и их проблема. Не наша. И если они воспримут её как повод пролить кровь собственных соседей… Что ж, настало наше время проявить равнодушие.

Бойцы построились. Я вскарабкался на коня, подождал, когда то же самое проделают Айлин и Бернард, а затем мы тронулись в обратный путь. День выдался длинным и утомительным. Вокруг бесновалась толпа. Пока что крестьяне кричали, грозно размахивая своим импровизированным оружием. Изредка в воздухе свистели камни. Пленницы прятали детей за спинами нескольких крепких мужиков, вставших на их защиту. На них тут же навалились другие, желающие поквитаться. Дело пока ограничивалось только руганью и зуботычинами, но неумолимо шло к большой драке.

Но нас крестьяне не трогали. Напротив расступались, держась на почтительном расстоянии. Несмотря на захлёстывавшую их ненависть, все прекрасно понимали чем для всех обернётся хоть один камень, прилетевший в нашу сторону.

Краем глаза я заметил как попытался сбежать губернатор. Думал воспользоваться сумятицей и проскользнуть между враждующими кметами. Увидел как кто-то ухватил губернатора за полу кафтана, стащил с помоста и повалил на землю. Заметил, как поднялось древко большого молотильного цепа. Поднялось и со свистом рассекая воздух опустилось. Мерзкий влажный хруст тут же потонул в гуле ревущей толпы. Древко снова поднялось. Оголовье было перемазано свежей кровью. Первой, но далеко не последней, за сегодняшний вечер.