И он бросил трубку, а у меня в ухе еще несколько секунд звенело от ора.

Я несколько мгновений стоял с телефоном в руке, пытаясь унять бушующую во мне ярость.

Ну что за наглость! Что за беспредел!

Этот мелкий, жадный урод не только решил присвоить мои законные деньги, так еще и нахамил мне по полной программе! Первая мысль была — немедленно поехать к нему и набить его вечно ухмыляющуюся физиономию.

Так, чтобы неповадно было людей обманывать и считать себя самым умным. Но я тут же себя остановил. Что это решит? Да ровным счетом ничего.

Такой скользкий тип, как этот Прохор Захарович, еще и побои снимет, да побежит в полицию катать на меня заяву за нападение. И буду я потом не только без денег, но еще и с серьезными проблемами с законом.

А мне это сейчас было совершенно ни к чему, учитывая мое и без того подвешенное состояние в Гильдии. Нет. Тут нужно было действовать умнее. Хитрее. И, возможно, немного… нестандартно. Как я любил.

Я нашел в своих бумагах тот самый договор аренды, который мы когда-то подписывали с Прохором Захаровичем. Перечитал его еще раз очень внимательно, особенно пункт три-точка-пять, подпункт «Б».

Да, все было именно так, как я и говорил.

Закон и договор были полностью на моей стороне. Значит, нужно было действовать официально. Завтра же первым делом, как приду на работу, загляну в юридический отдел нашей больницы. У нас там работали очень толковые ребята, молодые, но уже довольно зубастые юристы.

Может, они помогут мне составить грамотную досудебную претензию этому Прохору Захаровичу. Или, на худой конец, просто подскажут, как лучше поступить в этой ситуации, чтобы и деньги вернуть, и нервы себе не слишком сильно потрепать.

А еще нужно было обязательно разобраться с этой парочкой «доброжелателей» — Волковым и Сычевым.

Раз уж Кристина меня так вовремя предупредила, и я теперь точно знал, что все эти мои недавние проблемы с Гильдией Целителей — это не случайность, а их хорошо спланированная интрига.

Значит, и заявление Марины Ветровой на очной ставке, как я и думал — тоже не ее собственная инициатива. Ее либо очень сильно запугали, либо чем-то подкупили, либо как-то еще хитро обработали, сыграв на ее материнских чувствах и страхе за сына.

Нужно было обязательно выяснить, что там произошло на самом деле. И как они смогли заставить ее пойти на такую откровенную подлость. Скорее всего, как я и предполагал, в этом деле были замешаны редкие лекарства для Сеньки, денег на которые у простой семьи Ветровых просто не могло быть.

Интересно, о чем именно они там договорились с Волковым? И какую цену Марина заплатила за эту его так называемую помощь? Вопросов было гораздо больше, чем ответов. И на них нужно было найти ответы. Как можно скорее. Потому что оставлять это просто так я не собирался.

С этими не слишком веселыми мыслями я и лег спать. Точнее, попытался уснуть. Но сон никак не шел. В голове одна за другой крутились различные схемы «воспитания» Прохора Захаровича, осмотр Сеньки Ветрова и планы по разоблачению коварных интриг Волкова и Сычева.

К счастью, Вероника, видимо, тоже очень устала за свой суматошный день на скорой. Она прислала мне только короткое сообщение с пожеланием спокойной ночи и свою сонную, немного растрепанную, но от этого не менее очаровательную фотографию в пижамке с котятами.

Я улыбнулся и отправил ей ответное «сладких снов». Можно было хоть немного выспаться, не отвлекаясь на ночные переписки и пикантные фотосессии, которые, чего уж греха таить, порядком выматывали.

Утро следующего дня началось для меня, как обычно, с зарядки и завтрака. Сегодня это были остатки вчерашнего борща от Вероники — снова вкусно, сытно и, главное, готовить ничего не надо!

После завтрака я собрался и отправился на работу. Настроение было решительное и боевое.

Сегодня я должен был не только выполнять свои обычные обязанности в хирургическом отделении, но и начать реализацию своих далеко идущих планов по восстановлению справедливости.

Поход на работу прошел без особых приключений — обычная тряска на захудалом автобусе. Девочки на стойке регистрации в главном холле больницы — Машенька и Леночка — снова одарили меня своими ослепительными улыбками и пожеланиями «продуктивного дня и поменьше тяжелых пациентов».

Я уже почти привык к их повышенному вниманию и даже начал находить в этом определенную прелесть. Народу, правда, в холле было непривычно много.

В лифте Фырка снова не оказалось. Но нет, долго скучать мне не пришлось. Едва я переступил порог хирургического отделения, как на моем плече тут же материализовался знакомый серебристый комок меха.