В основном, конечно, все шли с «Стеклянной лихорадкой». Симптомы у нее были настолько характерными, что спутать их с чем-то другим было довольно сложно. Высокая температура, слабость, и этот самый жуткий, лающий, «стеклянный» кашель, от которого, казалось, у пациентов вот-вот легкие вывалятся наружу. Ну и сыпь, хоть она и появлялась чаще на поздних стадиях, ее зачатки было видно сразу.

Но иногда попадались и другие случаи. Как, например, вот этот.

Я как раз заканчивал осматривать мужчину лет пятидесяти, с красным, одутловатым лицом и таким же надрывным кашлем, как и у всех остальных. Но что-то в его состоянии меня насторожило.

Не было той характерной бледности, той изможденности, которая обычно сопровождала «стекляшку». Да и температура у него была невысокая, всего тридцать семь и два.

— Ну что ж, уважаемый, — я закончил осмотр и сел за стол, чтобы заполнить его карту. — Могу вас обрадовать. Это у вас не «Стеклянная лихорадка».

Тут же, как черт из табакерки, в наш разговор встряла моя сегодняшняя «помощница», старшая медсестра Валентина Петровна Зазулина, которую мне «любезно» выделили на сегодня.

Эта тучная, вечно недовольная женщина в возрасте «слегка за пятьдесят» с самого начала моего приема сидела напротив и с видом прокурора следила за каждым моим движением, видимо, выискивая, к чему бы придраться.

— Как это не «стекляшка»?! — она подскочила со своего стула так, что он жалобно скрипнул. — Да вы посмотрите на него! Вон как дохает! Кашель точь-в-точь, как у всех! Опять вы, адепт, что-то выдумываете!

Я хмуро посмотрел на нее.

— Уважаемая Валентина Петровна, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более спокойно, но с металлическими нотками. — Я бы попросил вас не вмешиваться в процесс постановки диагноза, если вы в этом ничего не понимаете. А если у вас есть какие-то сомнения в моей квалификации, вы можете изложить их в письменном виде на имя мастера-целителя Шаповалова. А сейчас, будьте добры, вернитесь на свое место и не мешайте мне работать.

Зазулина побагровела от злости, но возразить ничего не смогла. Только фыркнула, как рассерженный еж, и плюхнулась обратно на свой стул.

— Курите давно? — спросил я у пациента, хоть тот ничего не говорил на этот счет.

Мужчина виновато кивнул.

— Как вы узнали, господин лекарь? — спросил он.

— Кашель ваш… он хоть и похож, но не «стеклянный», а скорее, грубый, лающий. Так что ничего страшного. Это у вас, уважаемый, не «стекляшка», а банальный острый трахеит на фоне хронического бронхита курильщика. Вот вам рецепт на антибиотики и отхаркивающие, побольше теплого питья, и через неделю будете как огурчик.

— А… а анализы никакие сдавать не надо? — удивленно спросил пациент.

— А зачем? — я пожал плечами. — И так все ясно. Но если вы очень хотите, — я быстро набросал ему на бланке направление на общий анализ крови, — можете сдать, для самоуспокоения. Но, уверяю вас, ничего нового мы там не увидим.

Пациент, кажется, был вполне доволен таким исходом. Он поблагодарил меня и, забрав рецепт и направление, вышел из кабинета.

Вместо следующего пациента в кабинет вошла женщина. Высокая, статная, с короткой стрижкой из радикально-рыжих волос и очень строгим, властным лицом.

Мария Демидовна Ульянова, заведующая поликлиникой.

Зазулина, увидев начальницу, тут же подскочила со своего места и с самым жалобным видом принялась на нее «наседать».

— Ой, Мария Демидовна, наконец-то вы пришли! А то мы тут с самого утра, как пчелки, трудимся, не покладая рук! Уже и спины не разогнуть, и в глазах темно! А народу все идет и идет! Может, хоть на обед нас отпустите, а то так и с голоду помереть недолго!

К моему огромному удивлению, Мария Демидовна, вместо того чтобы отчитать свою подчиненную за такое панибратство, только сочувственно вздохнула и кивнула.

— Да, Валентина Петровна, вы правы. Вы все сегодня большие молодцы. И действительно, очень устали. Так что, конечно, идите на обед. Сделайте перерыв, отдохните.

Зазулина, ворча что-то вроде «вот так бы сразу, а то замучили совсем», тут же, не теряя ни секунды, выскользнула из кабинета, пока начальница не передумала. А Мария Демидовна прошла внутрь и с интересом посмотрела на меня.

— Адепт Илья Разумовский, я полагаю? — ее голос был низким, немного уставшим, но без тени враждебности. — Наслышана, наслышана. Я Мария Демидовна Ульянова, заведующая этим… бедламом. Решила вот лично познакомиться с молодым человеком, о котором уже, кажется, вся больница говорит. И, должна признать, я впечатлена вашими сегодняшними результатами. Ординатор Слава из терапии, который работает в соседнем кабинете, только двадцатого пациента принимает, а вы, как я вижу по системе, уже давно за пятьдесят перевалили. Как вам это удается?

Я только пожал плечами.

— Да ничего особенного, Мария Демидовна. Просто стараюсь работать быстро и эффективно.

— Это похвально, — она кивнула. — Но, боюсь, этого недостаточно. С таким наплывом нам все равно не справиться.

— Я с вами полностью согласен, — сказал я. — И с этим нужно что-то делать. Причем немедленно.

Мария Демидовна тяжело вздохнула и как-то по-человечески пожаловалась:

— А что я могу сделать, Илья? Заболеваемость растет с каждым днем, как на дрожжах. Мы делаем все, что в наших силах, но персонала катастрофически не хватает. Пара моих участковых терапевтов сами слегли со «стекляшкой», остальные с ног сбиваются, бегая по вызовам. А тут еще и из областного центра приказ пришел — перевести часть наших докторов к ним, в областную больницу, во Владимир, у них там, видите ли, совсем завал. Вот и кручусь, как белка в колесе. Хорошо еще, что нам вас, ординаторов и адептов, на помощь прислали. Хоть какая-то подмога.